так подпортило оставшиеся полтора дня в Париже – Наоми ощущала незнакомый металлический привкус во рту, цвета окружающих предметов казались слишком яркими, словно перед приступом мигрени. Во время визита она не только не выяснила ничего полезного, но еще и с размаху врезалась в стену, обозначавшую границу ее интеллекта, по крайней мере ее просвещенности, и набила шишку.
Или она себя недооценивает? Значок “Крийона”, к примеру. Наоми представила, как доктор Чинь берет его со стола старинными хирургическими щипцами из серебра – такими пользовались восточные медики, – а затем отправляет для исследований в свою любимую лабораторию контрразведки. Однако значок – отличный повод продолжить разговор с доктором Чинь, если бы только Наоми изобрела более эффективную тактику общения с ней. Или послать за значком Эрве, подучить, какие задать вопросы? Если они будут исходить от невинного мальчишки-француза, доктор, глядишь, и не станет осторожничать. Насколько близким сообщником можно сделать Эрве? Будто в ответ Q10 замигал – пришло сообщение по электронной почте. От Блумквиста.
“Доктор Чинь не очень-то лестно отозвалась о тебе, – писал Эрве. – Поспешила связаться со мной и предупредить, чтобы я держался от тебя подальше, ведь ты, ясное дело, хочешь осквернить память дражайшей Селестины. Говорит, ты не показалась ей особенно умной, хотя, возможно, все дело в том, что ты американка, а еще ты используешь тактику сокрушительных ударов, как американцы во Вьетнаме. Я спросил, не согласится ли она позировать обнаженной для моей книги – помнишь, тебе понравилась эта идея? Она сказала, в ее культуре это запрещено. Мы очень мило поболтали о культурной ассимиляции и восточной чувственности. Но вряд ли она согласится”.
Пальцы Наоми запорхали.
“Очень жаль, что у доктора Чинь сложилось такое мнение обо мне. Она действительно припомнила войну во Вьетнаме?”
“Ага, попалась! Нет, это я выдумал. Но она сказала, что не доверяет тебе, и что ты нарочно оставила у нее в кабинете какой-то значок, и ей кажется, это своего рода метка или даже некая форма присутствия. О чем она говорит, ты в курсе?”
“Ты в самом деле просил ее позировать голой?”
“Да. Тут я не соврал”.
“Это означает, что и она была любовницей Селестины?”
“Ага. Однажды мы делали это втроем. Как-нибудь расскажу. Весьма любопытно. Я вспоминал Карла Маркса”.
“У Аростеги вообще были знакомые, с которыми они не…”
Вышло солнце, в коридоре со стеклянными стенами стало невыносимо жарко, к тому же через толпу ожидающих то и дело протискивались сердитые пассажиры, шедшие за своим багажом или на другой рейс, и всеобщая неприязнь усиливалась. Кто-то споткнулся о чемодан Наоми, толкнул ее плечом, да так сильно, что она почувствовала, какие твердые у незнакомца мускулы, какие массивные кости, – он сделал это будто нарочно, будто в наказание, Наоми охнула, отступила и случайно нажала “отправить”.
