закусил лимоном, сжевав его на этот раз вместе с кожурой.
– Слушай меня, Беба. Пятьдесят тысяч пиастров для тебя большие деньги?
– Пятьдесят тысяч песо? О, конечно, громадные…
– Не правда ли? А если я предложу их тебе только за то, чтобы ты сегодня провела ночь у меня в спальне?
Беба уставилась на него большими глазами, медленно заливаясь краской.
– Что за шутки, Херардо?.. Разве я дала повод?..
– А я вовсе не расположен шутить, моя мышка, – с усилием выговаривая слова, заявил Жерар. – Это серьезнее, чем вы думаете, мадемуазель…
– Ах вот как, – тихо сказала Беба и вдруг вскочила с дивана. – Вот как! Так вот, значит, для чего вы мне дали те деньги! В таком случае вы слишком рано проговорились, мой сеньор! – крикнула она, направляясь к двери.
Жерар, вскочив с места с неожиданным для пьяного проворством, настиг ее и крепко схватил за руки:
– Постой, Беба…
Беба отшатнулась, пытаясь высвободиться.
– Пустите меня, слышите! Вы что – хотите, чтобы я закричала?
– Выслушай, что я тебе скажу…
– Мне нечего вас слушать. Пустите!
Она вырвалась вдруг таким резким движением, что Жерар потерял равновесие и снова схватился за нее, чтобы не упасть. Беба размахнулась и звонко ударила его по щеке. Мгновенно протрезвев, Жерар отступил на шаг, глядя на нее остановившимися глазами.
– Как вам не стыдно! – крикнула она с отчаянием. – Как вам только не стыдно! Я еще думала, что… – голос ее задрожал и прервался, – что вы совсем не такой, как все эти… Господи, что вы наделали, Херардо!
Она расплакалась навзрыд, закрыв лицо руками. Жерар отошел к своему креслу, сел, опустив голову. Плакала Беба долго, он молчал. Постепенно она начала успокаиваться.
– Пойдите приведите в порядок лицо, нельзя так выходить, – сказал он негромко, когда она, всхлипывая, взяла со стола свою сумочку. Беба послушалась, ушла в ванную. Жерар, проводив ее взглядом, взял трубку и трясущимися пальцами стал набивать, рассыпая табак себе на колени.
Через несколько минут Беба вернулась – с восстановленной косметикой и в солнцезащитных очках.
– Деньги я вам верну по почте, – не глядя на Жерара, сказала она, уже взявшись за ручку двери. – Сегодня же!
Вернувшись домой, Беба выдернула из-под кровати чемодан, достала спрятанные на дне четыре билета по пятьсот песо и снова вышла на улицу, в знойное безветрие февральского полдня. В маленьком помещении почтовой конторы было еще жарче, дребезжащий в углу вентилятор без толку перемешивал густой и липкий, как патока, воздух, чиновник за барьером – в расстегнутой рубашке с засученными рукавами – выписывал и штемпелевал квитанции с осоловелым видом, то и дело отирая лицо мокрым платком. Беба стояла в очереди с заполненным бланком в руке и чувствовала, что ей вот-вот станет нехорошо. От духоты ее очки сразу же запотели, но она не снимала их, чтобы не показать заплаканных глаз.
Сдав
