– просто потому, что нет другого выхода. Тогда, мне кажется, это не должно мучить… Нет, это все равно мучает, конечно, но не так, как если бы ты это сделал по доброй воле и только потом раскаялся. Ты согласен?
Жерар ответил не сразу.
– Слабое утешение, Элен, – сказал он, усмехнувшись. – И, по сути дела, опасное. Этак ведь можно оправдать что угодно… Сегодня ты действительно не можешь поступить иначе, а завтра тебе только покажется, что ты не можешь… а послезавтра вообще не станешь искать альтернативы…
– Искать чего?
– Ну, другого выхода. Нет, Беба, так рассуждать нельзя.
– Да, но…
– Нет, здесь не может быть никаких «но»! Есть только определенный принцип – или отсутствие принципов вообще. Во время войны я был в Сопротивлении… У нас один парень попался и выдал все явки. У него, если хочешь, тоже «не было выхода» – ему плоскогубцами ломали пальцы. Однако в сорок пятом его расстреляли. Несправедливо?
– Это совсем другое дело, Херардо, – тихо сказала Беба. – Он выдал товарищей, они, наверное, погибли из-за него… У тебя совсем другое.
– Конечно, – равнодушно согласился Жерар. – Конечно, у меня другое. Я никого не убил, кроме самого себя.
С минуту за столом было так тихо, что отчетливо слышалось шмелиное жужжание рефрижератора на кухне и монотонный шум нагнетаемого в комнату воздуха.
– Никого не убил, кроме самого себя, – вдруг повторила Беба. – Ох, как ты любишь громкие слова, Херардо! Ты думаешь, с другими не бывало так или еще хуже? Ладно, я тебе тоже расскажу одну историю. Три года назад – мне не было еще семнадцати – я позировала для одного скульптора… Ну, сначала все было хорошо, а потом он вдруг начал преследовать меня своим вниманием – приглашал в рестораны, подарил дорогое платье, предложил поехать с ним в Европу, ну и все такое… В конце концов раз во время сеанса он повел себя так, что мне пришлось уйти. Вообще уйти от него. Ну а потом… Я даже как-то и сама не знаю, почему все так получилось… Безработицы тогда никакой не было – казалось бы, я могла устроиться, но у меня почему-то ничего не вышло. Конечно, будь я постарше, я, наверное, придумала бы что-нибудь… А в шестнадцать лет – и потом я была совсем одна – что я могла придумать? В газетах объявлений много, а придешь – и всегда что-то не так. Я была в нескольких домах, где требовались служанки, и мне всякий раз отказывали… Возможно, из-за внешности, ведь всякая сеньора старается взять служанку постарше и пострашнее видом, ты сам понимаешь. Потом я хотела устроиться куда-нибудь на фабрику – была в «Седалана», в «Альпаргатас», но там всюду нужны были девушки, которые уже хоть немного знакомы с работой, a просто учениц не брали. Пошла на кондитерскую фабрику «Ноэль» – там меня взяли в консервный цех, а я на второй же день очень сильно порезалась ножом… Пришлось уйти, потому что мне отказались уплатить за время лечения, это платят только тем, кто проработал больше месяца. Я с этой рукой провозилась недели три, деньги ушли на пенициллин… А потом встречаю одну знакомую девушку, она говорит: «Я тебя
