философом»8.
Такая вот скорее еретическая картина получается. Да оно и понятно. Все творческие люди, даже когда они религиозны, все равно остаются вольнодумцами. А по меркам официальной религии они почти всегда безбожники-атеисты – стоит только хоть сколько-нибудь внимательно исследовать этот вопрос. Не зря богоискателя Толстого отлучили от церкви. С точки зрения общества, государства и церкви творческие люди всегда находятся в зоне риска, – они всегда под подозрением.
Крот. Возможно. Даже скорее всего. Итак, утопии Мора и Кампанеллы вас не устроили?
Томский. Не устроили…
10. Коммунистические утопии: проклятая необходимость выжить
Тогда я пошел дальше и обратился к утопиям коммунистическим. Я опять прочел Маркса, Чернышевского, Ленина, столь внимательно читавшего и Маркса, и Чернышевского, – и даже Маяковского.
Крот. Маяковского? Разве Маяковский написал какую-то утопию?
Томский. И расчудесную притом. Почитайте-ка его поэму «Летающий пролетарий». Обязательно почитайте.
Крот. Обещаю. Это будет первая вещь, которую я прочту после интервью.
Томский. Вот видите, вы уже начинаете обращаться в мою веру.
Крот. В коммунистическую веру я точно не обращусь.
Томский. И тут мы с вами сходны. Но, в очередной раз отвлекшись, в очередной раз скажу: не будем отвлекаться. Если уж мы заговорили о коммунистах, то что главное в коммунистической утопии?
Крот. По-моему, то же, что и в «Утопии» Мора – уничтожение частной собственности.
Томский. В общем, да. В «Манифесте коммунистической партии» Маркс с Энгельсом прямо говорят, что коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности, то есть собственности буржуазной9. Но я пока что имел в виду нечто другое. Что главное в марксистской коммунистической утопии, если рассматривать ее именно как утопию?
Крот. Сдаюсь.
Томский. Я думаю, можно сказать, что главное – это претензия марксизма на научность. От коммунизма утопического Маркс идет к коммунизму научному. Скажите марксисту, что он утопист, и он вас в порошок сотрет.
Крот. Так ведь, как вы уже и сами отмечали, ни один утопист не считает себя утопистом.
Томский. Это верно, но в марксизме эта черта выражена особенно. Тот же Ленин в «Государстве и революции» буквально захлебывается, доказывая, что марксисты – не утописты. Естественно, громче всего он кричит об этом в самых сомнительных, в самых утопических (а именно там, где утописты начинают кричать: «Это не утопия!» – там наверняка утопия и прячется), равно как и в самых интересных местах – там, где речь идет о постепенном отмирании государства. А это еще одно основание, по которому можно отличить
В. П. Зубов. «Леонардо да Винчи».
«Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности. Но современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими. В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности». (Маркс, Энгельс. «Манифест коммунистической партии»)
