вот мы добрались и до аристократии. Но, прежде чем мы сделаем следующий шаг, следует подвести предварительный итог. Я жадно глотал утопии, но реальность в этих утопиях казалась мне ничуть не более удовлетворительной, чем та реальность, которую я видел в реальности. Место, которого нет в реальности, одновременно оказывалось местом, в которое мне не очень хотелось попасть и в воображении. И, хотя сейчас я уже отчасти объяснил вам, почему меня не устраивала реальность предлагающихся утопий, но тогда мои мысли еще не были столь ясными. Тогда мое неприятие было еще во многом интуитивным. Не зная, что мне делать дальше, я решил еще раз посетить того самого бомжа, который…
Крот. Только не бомж!
Томский. Именно бомж.
Крот. Ну признайтесь, что вы его выдумали!
Томский. Он реален – так же, как и мы с вами.
Крот. Ладно, не буду спорить. Рассказывайте, что вы там придумали. Слушать сказки тоже бывает интересно.
Томский. Так слушайте. Поехал я опять на то место, где встретил бомжа в первый раз и, естественно, никого не нашел. Стал расспрашивать прохожих, но без толку. Стал присматриваться ко всем встречающимся бомжам – тоже без успеха. Я даже попытался поговорить с некоторыми бомжами, понадеявшись, что каждый из них обладает разумением «тогдашнего», но это оказалось далеко не так. В общем, я думаю, нет смысла подробно останавливаться на моих поисках, которые длились несколько месяцев, скажу лишь, что в конце концов поиски эти увенчались успехом. К тому времени, однако, я уже тоже заразился скепсисом вроде вашего и думал – не привиделся ли мне тот бомж? И даже когда я его встретил «во плоти», я уже сильно сомневался, что у нас получится хоть сколько-нибудь содержательный диалог. Однако его первыми словами были: «А, это вы. И как ваши успехи? Нашли свою утопию?» Я прямо чуть не упал от неожиданности. Сами подумайте – можно в такое поверить?
Крот. Конечно, нельзя. Я и не верю. Да и никто не поверит.
Томский. И между тем всё было именно так. Оправившись от неожиданности, я вступил с бомжом в разговор, обрисовав ему трудности, с которыми столкнулся. Он внимательно меня выслушал, усмехнулся и сказал: «Ничего удивительного. Вы ищите идеальное, утопическое общество, а общество не может быть идеальным. Утопическое общество-идеал вообще скорее пугает, чем привлекает. Забудьте об Обществе. Тогда, может быть, что-нибудь и найдете». Да, так сказал Бомж, – и насколько правильно сказал! Только тут я понял, что для меня было камнем преткновения. Я не видел идеального общества, потому что общество состоит из всех людей; но мне вовсе не хотелось устраивать судьбы всех. Вообще, категория народ принципиально для меня чужда. Народ живет по своим законам и пытаться как-то изменить эти законы – может быть, это и благородная задача, и наверняка это может быть благородной задачей, но это была явно задача не моя. Например, когда я изучал коммунистические практики, то я видел, что мне любопытен момент, когда формируется партия, но действия партии по приходу к власти мне были абсолютно чужды. А почему? Да потому что партия представляла из себя своего рода
