не осталось ни одного не убранного закоулка, ни одной грязной тряпицы. Играющих детей тоже не было видно в этот день. А когда вечерняя заря догорела, Милава с охапкой цветов вошла в дом. В её избе стоял смешанный запах увядающей листвы, смолы, коры и ещё не совсем просохшей влаги. Банные веники, сломленные в этот день, весь год обладают чудодейственной силой, но для этого надо вплести в них ветку берёзы, смородины, можжевельника, ольхи, липы, черёмухи, калины, ивы, рябины и цветы тех трав, что распустились к этой ночи. Милава рассыпала свои букеты по столу и, выбрав крепкие стебли Иван-да-марьи, притулила их к притолоке. Теперь, если надумает недобрый человек приблизиться к дому, то желтый цветок громко заговорит с фиолетовым, и вор сразу свернёт в сторону, полагая, что в доме люди.
Огни в селении были затушены, однако никто не ложился спать. Тихо открывались двери, и люди в белых рубахах, как призраки, растворялись в ночи. То тут, то там хрустела ветка, раздавались шорохи, но нигде не было слышно человеческих голосов. В этот час между собой говорили лишь животные да травы, а деревья, путая людей, могли незаметно переходить с места на место. Все устремились к реке, где их ждало главное торжество и священнодейство – добыча Чистого Огня, после чего каждый мог вопросить духов о своём будущем и вразумиться ответом.
Одев выбеленную на долгих росах рубаху, Милава заторопилась и, распуская волосы, выскользнула на крыльцо… На берегу широким кругом чернели собранные костры. Посреди них сидели старейшины, уже готовые приступить к священнодействию. Во всей округе не было ни одной искры старого огня, и от того, как родится новый, зависело будущее благоденствие года. Только от этого Чистого огня свет и тепло домашних очагов будет почитаться священным. Он не должен угасать до следующего дня Купалы. И по колебанию его пламени можно будет предсказать и человеческую судьбу, и осенний урожай. Если перед живым огнём произнести заговор, то любая нечисть станет обходить тот дом. Тепло и свет любого очага будет свят, и если бы какой-то чужак решился огонь затушить, то стал бы смертным врагом всей семьи, ибо потухшее в доме пламя – верный признак близкого несчастья и бедствий…
Наконец самый старый и белый как лунь человек, воздев руки к небу, разомкнул уста:
– Ключ к моим словам, – произнёс он, – в небесной высоте, и никому, кроме меня, не отпереть этот замок. Огненный язык бога-громовика, сослужи службу великую, подари огненное пламя!
И, погрузив длинное деревянное сверло в отверстие дубового бруса, он принялся вращать его. Все замерли, мысленно призывая божественный огонь сойти на землю. В этот миг даже облако, коснувшись края луны, придержало свой бег…
И вот уже невидимая искра укрепилась на сухой былинке, её ловко приняли на смоляную спицу, затем перекинули на солому, от которой занялся валежник ближнего костра, и огни заплясали из рук в руки, оживляя людей и их голоса.
Скоро
