какая бы красивая ни была. Тупых, непонятливых, слишком норовистых мне не надо.
К внешности привыкаешь, девственность годится лишь на раз, а характер остается с девкой навсегда.
Домовые слуги вносят паланкин, а я так и сижу со скучающим видом.
По обоим бокам от меня охрана с короткими мечами.
Бывали случаи, когда совсем бешеные тэнхи пытались вырвать у охранников меч и меня зарубить.
Вот уж понятия не имею, на что эти дикие женщины рассчитывали. Или что охрана плохая, или что я умею только сидеть в кресле?
Недооценивать врага – самая большая ошибка.
Я всегда помню, что они – враги. Даже те из них, кому я разрешил жить здесь во дворце и кого кормлю.
Теперь самое интересное.
Слуги открывают занавеси паланкина и ждут, пока тэнхи вылезет. Может, выкатится. Может, выпрыгнет. Я всякое повидал.
Сейчас у нее полная свобода действий. Мнимая, конечно.
Все, чем можно в меня метнуть, у тэнхи отобрано.
Давай, девица. Твой выход.
Сначала я вижу светлые волосы. Нечастый случай. В них легкая рыжина, но очень многие тэнхи – шатенки или даже брюнетки. Волосы они ничем не красят, это скорее всего редкость от природы.
Тэнхи высунула голову из паланкина и осматривается.
Слуги, как приказано, стоят изваяниями, и никак ей подсказывать не будут, что делать.
Она осматривает зал, жаль, за волосами не видно выражения лица. И поворачивается ко мне.
Нет. Тэнхи не полностью обезоружили. Ее взгляд сам по себе, как две стрелы.
А я чувствую: она боится. Изо всех сил стремится скрыть ужас, но он сильнее ее.
И да, лицо и правда ослепительно красивое. Аккуратные черты, при том довольно крупные. Гармоничные.
Сходу собакам ее не отдам.
Я молчу и не двигаюсь. Это последний раз, когда у тэнхи есть свобода в моем дворце.
Хотя чтобы такая – и девственница?
Она, наконец, выбирается из паланкина, и встает около него в полный рост. Не высокая и не низкая.
М-да. Слишком красива. Наверняка уже чья-то.
Сам не понимаю, почему ощущаю глухое раздражение. К ней за то, что внешне ни одного изъяна. К тому уроду, который ее своей сделал.
Она стоит в своих дурацких, ничего не скрывающих, а только подчеркивающих сочную фигуру тряпках, и выводит меня из себя.
Все, чего хочется – грубо отодрать ее здесь же. Но так нельзя, и это меня тоже злит.
Я начинаю реагировать, как один из псов?
Просто потому, что девка красивая? Или потому, что она оправилась от ужаса и просто стоит смотрит на меня снизу вверх?
Я-то на возвышении сижу, а она внизу, вроде как должна знать свое место.
А смотрит прямо и гордо, расправив плечи. Как равная. Но этого права у нее нет.
Молчит, ничего оскорбительного не болтает.
А мне вдруг до боли хочется услышать ее голос.
