женщина неодобрительно покачала головой в такт своим мыслям.
– Эти пришельцы из-за моря не уважают женщин, у них свои боги – мужские боги Разрушения. В роду у них верховодят мужчины, и жить среди них тяжело. Ты совсем забудешь нас, затеряешься на чужбине.
Медея только улыбнулась и покачала головой, не отрывая глаз от огня, и Анхи, поглядев, как уверенно и спокойно сидит внучка, видела ее решимость сделать по своему желанию. Она спросила:
– Ты пробовала его? Водила в священную рощу?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. Не было времени остаться вдвоем.
Это еще больше не понравилось Анхи. Разве не знают заморские мужи, что женская благосклонность недолга, что они изо всех сил должны добиваться ее!
Медея раскинулась на овечьих шкурах, пальцы рук зарыла, словно ласкаясь, в густой длинный мех, лицо повернула к левому плечу – к огню и к бабушке. Пламенные глаза ее сомкнулись. Она крепко уснула, а Анхи из тайника достала и поставила перед догорающим огнем статуэтку Богини из потемневшего от времени дерева и, как напутствие на счастливую дорогу, затянула долгую песню-заклинание с малопонятными ей самой словами, чей смысл почти утрачен за многие сотни лет повторений.
Утром этот амулет на шнурке она надела на шею внучки.
– Спасет и сохранит тебя Мать! Чти ее!
Медея улыбнулась уверенной улыбкой счастья.
Корабль медленно отплыл от берега. Темно-красные от отвара красящего дуба паруса расправились, подставляясь напору восточного ветра. Вокруг корабля зашумели голубые и синие волны, сверкающая даль моря простерлась во все стороны. Уже к полудню Медее стали не видны родные берега.
Путешественники днем плыли, а на ночь вытаскивали корабль на берег и, выставив стражу, ложились спать. С рассветом снова пускались в плавание.
Медея смотрела на волны, слушала их шум и пение вольно веющих на просторе ветров, вглядывалась в голубые дали. Моряки пошучивали над любовью молодого капитана и чужеземки, а Медея училась говорить на их наречии. Работая веслами, они просили ее спеть им, и она пела все песни, какие знала, и даже некоторые из посвященных Богине гимнов – с напряженным ритмом и резкими грозными выкриками. Порой Медея чувствовала, что эти гимны нельзя здесь петь, но морякам так нравилось слушать и смотреть на нее, что она невольно подчинялась их желанию. В минуты волнения золотой огонь сиял в ее светло-карих глазах.
На пятнадцатый день плавания перед ними в глубине большого залива завиднелся город Иолк. Ясон в зеленом наряде и Медея в малиновой тунике – единственное ее одеяние! – рука в руке стояли возле борта, глядя на приближающиеся пристань и улицы.
С причала Ясон повел любимую в свое жилище возле царского дома. К вечеру к царю Пелию собрались тессалийцы на пир, чтобы шумно отпраздновать возвращение корабля и свадьбу Ясона и Медеи.
От Иолка
