но взгляд матери – тверже. Словно для невольной защиты она положила руку ему на плечо.
– Плыви, Ясон. Да будет удачным твое плавание!
Они сели возле хижины на траву. Ясон стал рассказывать о делах в городе. Неподалеку от хижин два раба пасли стадо овец и коз. Вокруг – горная свежесть и чистота воздуха, синие и зеленые горы подпирают небо своими вершинами. Ясон чувствовал, как ему хорошо и привольно здесь. Даже дышалось глубже.
Прощаясь с ним, мать сказала:
– Пусть Медея приходит, поживет у меня, я и Харета поможем ей в родах.
В Иолке Ясон передал Медее приглашение матери и добавил:
– Если хочешь, вызови мою мать сюда в город. Она во всем опытная и поможет тебе. Или прими помощь от наших городских родственниц.
На последнее предложение Медея улыбнулась уголком своих темно-красных губ – она терпеть не могла родственников Ясона по отцу; откинув со лба на спину каштановые волосы, забралась к Ясону на колени и, обвив руками его стройную шею, пообещала:
– Когда я стану большой колдуньей, я превращу всех здешних горожанок в лягушек – пусть квакают для моего удовольствия в болоте за городом!
– О да! Ты не выносишь их!
На следующее утро Ясон уплыл выполнять царское поручение.
Через два месяца наступило время родов. Выгнав всех из дома и оставшись одна, Медея разделась и распустила волосы, во тьме комнаты улеглась на травяную постель на полу. Изо всех сил стискивала в руках старую деревянную статуэтку, привезенную с родины. Стертые временем на ней едва различимы женские формы.
Страдая в родах, корчась и извиваясь, вспоминала женщин, беснующихся весенней ночью на праздниках любви, и думала: «К чему рожать, если через несколько десятилетий выросшее дитя все равно умрет?..»
…Она погрузила новорожденного сына в чан с водой и вином, и обмыла его. Со счастьем освобождения и с радостью вглядывалась в полутьме в народившегося из нее человечка; с бьющимся сердцем прижала к своей горячей щеке мягкую, свежую щечку кривящегося в плаче личика…
После рождения сына Медея продолжала часто плавать на корабле с Ясоном – ему большая поддержка от ее уверенности и силы, – а дома активно участвовала в женских обрядах.
Летние празднества соединения с Богиней и Богом. И еще более неистовые ночные таинства – они дают силу и смысл жизни, безвозвратно изменяют душу и тело. Идущие из дебрей тысячелетий древние, сжигающие и возрождающие душу экстазы освобождения. Ни один человек из непосвященных – мужчина или женщина – случайно или непреднамеренно не мог появиться возле диких ночных сборищ; немедленная мучительная смерть ждала его – женщины-менады в бешенстве набрасывались на попадавшихся на их пути людей и животных и раздирали их в клочья. В женщинах бушевала разрушающая и зачинающая сила жизни,
