над макушками изумительного места земли, приютившегося на едином, необозримом камне подле моря. Бело-сине-красные национальные знамёна, венчающие обширные каплевидные городские уезды, быстро-быстро сжимались вдали и затем пропадали за размытой риской, соединяющей и разделяющей землю и небо. Далеко внизу, благодаря длинным утренним теням, едва-едва, различались иные скопления иных городских уездов в виде каплей ртути на бескрайних ледяных и снежных столах, разбавленных матово-тёмными зеркалами проталин всевозможных величин и очертаний.
Высоколёт набрал полную расчётную высоту и полную расчётную скорость, уверенно устремляясь к своему конечному назначению. Начинающий путешественник облегчённо вздохнул, ощутив свой прежний вес. За снятие переживания по поводу увеличения собственного веса во время ускорения при подъёме – доплачивать не хотелось. И пришлось напрягать волю, чтобы до конца перетерпеть неудобство утяжеления.
Всюду внизу, – впереди, позади, слева, справа, – раскидывалась бесконечная снежная пустыня, усеянная блестящими капельками городских поселений. Виднелись и возвышенности да горы, столь же усеянные почти незаметными городами. А навстречу стремительно подступали матово-белые цепи искусственных ледяных гор, высокие, больше похожие на стены, нежели на естественные возвышения. От них тоже стелились длинные, но прозрачные тени по белым полям равнин и возвышенностей. Граница. Здесь «Гужидея» заканчивается. Пройдя над ледяным хребтом, путники видят уже другую сторону границы, сплошь земляную. И та живописно обрисовывает проглядываемые далее дымчато-зелёные ковры лесов, разрезанных извилистыми трещинами многочисленных рек. Это явилась ближайшая «Подивозь». Поблёскивающие потоки, уширяясь, притыкаются в подножия ледяных стен и пропадают в обширных глубинах невидимых пещер. А размашистые и взвихривающиеся перья облаков заслоняют всю целомудренную наготу бескрайнего лесо-речного тела земли. Наверное, прячут они тайну естества от слишком любопытных взоров пролетающих над нею чужаков.
С высоты нескольких десятков тысяч ростов человека, земля казалась цельным и неохватным шаром, вертящимся навстречу. На ней нет ничего похожего на полотно, её изображающее в приёмной заведения для обслуживания путников. Не видать заметного различия меж иными «Гужидеями» и «Подивозями». Цвет кругом одного свойства. Не слишком разный и не слишком черно-белый. Красивый. И, можно сказать, необъяснимо дорогой. Потому-то и на Луне, – всегдашний вид из окна в сторону Земли, восседающей прямо на краю, – ценится дороже остального богатства. Существующего и мнимого.
Любомир Надеевич поначалу охотно переживал восторженное ощущение от зрелища за окошком высоколёта, и крепко сопрягал с ним не до конца осознанное чувство свежести обновлённой жизни. Полнился бездонным восхищением. Затем совершилась попытка отвлечься от изобилия возбуждающих волнений. Ятин принялся тюкать ладонеглядку, чтоб воспроизвести
