Жестоко? Ну уж прости.
– Ты неправильно…
– Хватит.
– Эмма!
– Отвали, пожалуйста. Я не хочу тебе грубить.
– А я – обидеть.
Так и сидели втроём, поочерёдно ковыряя залежавшийся пирог. Константин молчал, Луи жевал, Фет перемешивал сахар ложечкой, и выходило у него это тихо, словно у старого аристократа. Мать Константина пыталась так же вышколить, но проще оказалось пить без сахара.
Константин не решился заговорить, может у них так принято? А почему это, собственно, не принято? Тем более ведьмы нет.
– Живём на одном корабле и почти не разговариваем! – возмутился Константин.
– Некогда, – пожал плечами Луи. – Нас всего четверо, а корабль большой. Трудно управиться.
– Втроём вы же как-то управлялись.
– Как-то, – усмехнулся Луи. – Я когда в забегаловке работал, времени, если, честно больше было. Но тут… как бы тебе сказать. Небо стало мне домом. Команда хорошая, да, Фет? И ты вроде как. Да?
– Не знаю, – вздохнул Константин. Небо было ему не домом, но место ссылки. – А ты чего? – обратился он к доктору.
– А я чай пью, – отмахнулся доктор. – И Луи, говорить о людях в третьем лице, когда они рядом сидят невежливо.
– Но я ж хорошее. Я так и сказал, что ты хороший!
Доктор хмыкнул.
– А Эмма где? – спросил он, отставив чашку.
– Не знаю, – Луи как-то виновато потупился. – В лабе, нет?
II
Эмма сидела в комнате уже где-то сутки, фальшивое небо с ладных дисплеев успело побуреть, порозоветь, налиться серыми грозовыми тучами, очиститься до лёгкого предночного сияния, подмигнуть растущей вернской луной, далёкой и невидимой. Эмме хотелось выть, и она ни в чём себе не отказывала. Всю первую половину злосчастного дня она плакала, потом попила воды и уснула. Нога почти не болела. Боги, да разве то рана? Так глупость! Ну, наступила на гвоздь, получила от Фета укол и долгий выговор. И то и то Эмма выдержала стойко, как солдат, с лицом совершенно несчастным, но каменным. И к себе дохромала резво, и весело буркнула в рацию, что-то про «больной-выходной». За день корабль не развалится. За два тоже. А вот сама она, как оказалась от маленького гвоздя развалилась. «Дура, – думалось горько, – смотреть надо. Смотреть», – и что-то в этих словах было очень-очень докторским. Эмма перевернулась на другой бок, чтобы фальшивых звёзд не видеть, натянула одеяло до подбородка. Верхний одеяльный краешек был весь мокрый, подушка тоже. Зараза. Придумала сама себе беды. Фальшивые звёзды так и манили своим несбыточным белым сиянием.
– Эмма, ты не права, – увещевал Фет. – Тебе нужно выговариваться. Приходи ко мне, боги, неужто так сложно прийти?
– Сложно, – буркнула Эмма. Она не умела, она терпеть не могла такие разговоры. Фет постоянно пытался… и ни черта у него не выходило. – Чья сейчас смена?
– Луи, – безразлично отозвался доктор.
– Проверить не хочешь?
Доктор закатил глаза: без меня что ли не справится? Но вслух
