баня и баня. Я каждую субботу в нее хожу. Что мне эта дура-баня…
Все-таки встаю. Умываюсь, одеваюсь. Слышу, как братка психует:
– Да не буду я эту рубаху надевать! На ней всю ночь Мурка дрыхла, теперь кофта в шерсти вся!
– Ну и чего? – смеется папка. – Отряхни да надевай.
– Ну уж нет! Фу, после какой-то кошки на себя? Да на ней заразы столько!
Братка к умывальнику подскакивает и тщательно руки с мылом трет.
Папка вздыхает:
– И в кого ты такой чистоплотный уродился? Мы с мамкой и стайки чистим, и котят из рожающей кошки вынимаем, а тебе все «фу».
Наспех завтракаю блинами с творогом. Мамка ворчит, чтобы я всухомятку не ела и молоком припивала, а папка в это время Любка в телегу запрягает. Оставшиеся блины в газету заворачиваю и к продуктам несу.
Уселись, едем. Баба с Никиткой на крыльце стоят, машут нам.
Вот и солнце уже припекать начинает. Мамка мне платок повязывает, мол, удар схватишь. К полю подъезжаем. Наша скошенная трава уже подсушилась, ее сгрести осталось да в копны скидать. Хоть бы дождь пошел, тогда назад домой поедем!
Выходим с телеги, берем грабли и начинаем грести. Мамка первым делом ямку глубокую выкапывает, туда ставит молоко с остальными продуктами да тряпками накрывает – чтоб не скисло на солнце. Мы с мамкой сено сгребаем, а папка с браткой копны делают. Лишь они правильно умеют кидать, ведь копна должна быть заостренной кверху, чтобы дождь сено не намочил.
Утром еще ничего, а к обеду жара накаляется, слепни с мухами пристают, мошка кусает да в глаза лезет. Вот не было б всех этих насекомых – вдвое быстрее бы работалось! И жарко стало невыносимо, пот градом катится, руки не шевелятся.
В полдень мамка нас обедать зовет. Мы еду выкапываем, тряпки на траву стелим, усаживаемся и начинаем свертки разворачивать. А муравьев здесь сколько! И ползут, и ползут… Без конца! По тряпкам бегают, кусаются, норовят к еде поближе подобраться. Братка психует:
– Фу, не буду я там с муравьями сидеть! Вы мне лучше молока в кружку налейте, я и стоя попить могу. А еще мне бы руки вымыть… Мам, ты воду взяла?
– Взяла, но она для питья! Молоком одним жажду не утолишь! Оботри тряпочкой руки да и все.
И снова психует, и снова все ему не нравится. А я мурашей отгоняю и с сочным хрустом откусываю зеленый лучок, заедаю сладкой помидоркой, сок от которой капает мне прямо на юбку, закусываю мягким хлебом…
– Верка, ты как?
Я мотаю головой. Чувствую, как по лбу стекает ледяная вода, запах спирта ощущаю…
– Мы у Марлин еды для тебя выпросили… Ты, получается, уже два дня не ела, однако… Она хлеб разрешила тебе дать, представляешь? Хлеб с яйцом. А нас помоями сегодня кормили, как комендант и говорил. Поставили ведро с каким-то супом прокисшим… там же и каша, и огрызки яблочные плавали. Жрите, мол, как хотите.
Я тяжело дышу, не разлепляя глаз. Тело все еще горит. Лицо распухло, губы вздулись и онемели. Ничем шевельнуть не могу, только лежу и часто-часто дышу, изредка прерываясь
