гигантские. Видать, привык один ходить…
– Можно на речку. Там сейчас как раз еще никого нет.
– Так вода холодная.
– Ну, или в лес.
– Клещей собирать?
– А вы с Машкой вообще хоть куда-нибудь ходите?
– С Машкой? Много где ходим. На поле ходим, коней смотреть… О! А давай братку догоним и с ним за конями пойдем? Я тебе своих покажу! У нас целых трое!
Как-то странно.
В школе я глядела на Сергея, как на солнце, которое невозможно достать. Разговаривала с ним только в мечтах, а дотрагиваться даже и в них не смела. Но сейчас мы просто бежим с ним за браткой, шутим, смеемся. Я беру его за руку – почему-то холодную, наверное, от волнения. Беру – и не ощущаю той дрожи и замирания в груди. А он ведь другой, совсем другой, не как недосягаемая крепость и предмет любований, а как обычный веселый парень.
Братку догоняем уже у самого поля. Я облокачиваюсь на березовую изгородь и затаив дыхание наблюдаю за конным стадом.
– Вот этот, – взволнованно шепчу я, указывая на коня, – коричневый, это наш. Донской. Любок его зовут, он меня в школу-то и возит, да и просто в город по делам папка с браткой на нем ездят. Его чуть-чуть в колхоз не отобрали, папка еле-еле с нужными дядьками договорился. Он телегу хорошо тянет, да и землю вспахивает хорошо, картошку окучивает. А недавно мы ему кобылу взяли, вот в аккурат недели три назад. Тоже донская, но мы ее на поле ко всем не пускаем, чтобы породы не смешивать.
Сережа взбирается на изгородь и усаживается на верхнюю жердь.
Я продолжаю:
– А тот, в самом конце, который о забор шею чешет – это калмыцкий. Мы его в отдельном загоне держим. Помнишь деду Гришу, ну, который около магазина жил? Это он нам калмыцкого отдал, еще жеребенком. В прошлом году деда Гриша помер, а конь нам исправно служит. Папка на них зарабатывает даже. Ну, кому вспахать, кому окучить… Лошади – это ж самые полезные из животных, ну куда в деревне без них? Это в городе все на машинах, все покупают… Ну и придумали эти машины. Зачем они? Всю жизнь на конях ездили, а сейчас машины какие-то! Не знаю, мне бы страшно было. Сидишь в железке замурованный, а железка эта сама еще и катится куда-то. И как люди вообще не боятся?
Мы долго коней смотрим. Уж братка ушел, а мы все стоим. Потом на речку бежим. Вода уже нагрелась, я по колени захожу, а Сергей смеется и брызгает. Ноги мои в иле тонут, поднимаю пятку, а на пятке – зеленый сгусток. Сережа в это время мои туфли спер – и давай убегать, а я за ним. Догоняю, отвешиваю ему подзатыльник, а он мне в извинение ромашки рвет. И так хорошо на душе, так легко, что хочется взобраться на крышу самого высокого дома и завизжать от счастья на весь мир.
Я уж и не заметила, как комары появились, а женщины коров назад стали гнать. Идем с ним – уставшие, но довольные. Волосы мои разлохматились, и торчат в них какие-то сучья с ветками, а сарафан в траве замарала. Уж не знаю, отстирается он теперь или нет. Мамка скажет, мол, опять уханькала, сил у меня уже нет тебе новые платья шить.
Ну
