самой главной и умной буду?
Вывожу из конюшни Любка и запрягаю его в телегу. Глажу его кожу, которая под моими ладонями дергается. Ласково тереблю ему уши и легонько хлопаю по носу. Тяжелое и шумное дыхание от широких ноздрей согревает руку. Он фыркает и пытается лизнуть мне щеку.
Ей, оказывается, меня содержать сложно. Ну-ну. На наши деньги, говорит, ешь и пьешь… Я в школе еще учусь! Потом пойду работать, конечно! На ветеринара, скорее всего, отучусь. Буду коням помогать, птицам разным…
Мамка вдруг выходит на крыльцо. В руках сжимает полотенце. Накручивает его на ладонь и кричит:
– Ну куда ты, дура, собралася? Что творишь вообще? Что за скандалы закатываешь?
Я немедленно разворачиваюсь к ней:
– Это я закатываю?! Ну здравствуйте, вот это мы приплыли! А кто все начал?! Кто орать начал?! Я, что ли?!
Мамка сбегает с крыльца и несется ко мне.
– И куда ты намылилась, дурная?
– А зарабатывать! На платье заработаю – и сразу приеду, а там уже и туфли купим. Я же немощная, я же ваши деньги проедаю, я же вам обуза…
– Вера! Сдурела?! Ты чего мне тут удумала?! Не смей, я сказала!
Я прыгаю в телегу и легонько ударяю вожжами коня.
– Вот это новости! – кричу. – Сдурела я, называется… Кто только что меня на работу гнал? Кто меня прочь выгонял? Да только ты не волнуйся, деньги я не тронула, уж сама в состоянии добыть. Спасибо большое!
И я еду.
Никитка сзади бежит босой. Не понимает ничего, плачет, спотыкается, за телегу схватиться пытается.
– Ты что, навсегда от нас уезжаешь? Не уезжай! А буквы? Буквы немецкие? Вера!
Я только фыркаю. Даже обернуться не хочу. Сжимаю губы.
– Вера! – вопит Никита. – Ну, Вера! Я тебе все свои конфеты отдам! Я же тебе ничего плохого не говорил, так зачем ты меня-то бросаешь?!
У него получается ухватиться сзади за телегу, и я резко разворачиваюсь, с силой отцепляю его ладошки, и Никита падает. Ударяю вожжами лошадь сильнее, чтобы он точно не смог меня догнать. А Никитка лежит в грязи, встать уже не пытается, только барахтается, плачет и зовет меня.
Я закрываю глаза и морщусь. Никитка ведь и вправду ни в чем не виноват! Да только не брать же мне его с собой, в самом деле. Лишь сейчас вдруг одумываюсь: а где я буду жить? И где работать? Что есть?
Да не буду я там жить. Работать… Ну, помогу кому-нибудь, постираю белье, одежду зашью. Мне б хоть немного денег получить, чтобы мамка поняла, что я тоже на что-то способна. До вечера поработаю, а вечером домой вернусь. Пусть на платье и не хватит совсем. Зато мамка хоть знать будет.
Любок отстукивает по земле ритм. Я вздыхаю, сжимаю вожжи покрепче и любуюсь мелькающими избами. Папка меня часто в город возил, да и сама я несколько раз туда ездила, за лекарствами Никите, когда он болел, а папка как раз в командировке был.
– Эй, Верка!
Я оборачиваюсь.
Евдокия Игнатьевна
