потертость, а не попытка накорябать предсмертное послание… Боу работал на Контору давным-давно и даже тогда был лишь одним из громадной армии тех, кого, в общем-то, в командный шатер не допускали. Как гласила старая Конторская присказка, на уличных крыс можно положиться, потому что всякий раз, как кто-то из них стрясет денег с противника, тут же прибегает к тебе в надежде, что ты предложишь больше.
Никакого кодекса братской чести не существовало. Если бы Дикки Боу умер оттого, что под ним воспламенился матрас, Лэм и глазом не моргнув пронесся бы по пяти ступеням горя: отрицание, гнев, торг, равнодушие, завтрак. Но Боу умер на заднем сиденье автобуса, без билета в кармане. Невзирая на пьянство, сигареты и жирную пищу, заключение патологоанатома не могло объяснить, почему Боу уехал из Лондона черт знает куда, вместо того чтобы отрабатывать смену в порнолавке в Сохо.
Лэм встал, провел рукой по багажной полке над головой и ничего не обнаружил. А если бы что и обнаружил, то оставлено это было бы не Дикки Боу, ведь прошло уже шесть дней. Потом он снова сел и вгляделся в резиновую прокладку окна, пытаясь найти царапины, – может, и глупо, но игра по московским правилам предполагает, что все твои сообщения прочитываются. Поэтому, если требовалось дать срочную весточку, это делали иными способами. Однако же в данном случае царапина на оконной прокладке весточкой не являлась.
В салоне раздалось неуверенное вежливое покашливание.
– Кхм, я не…
Лэм скорбно воздел очи.
– Простите, что помешал. Нет-нет, я ни в коем случае вас не тороплю, но хотелось бы знать, как долго…
– Минуточку, – сказал Лэм.
На самом деле ему понадобилось куда меньше времени. Он как раз втиснул ладонь между подушками сиденья, наткнувшись на иссохший комок жевательной резинки, намертво впечатавшийся в ткань, раскрошенное печенье, скрепку, монетку (такую маленькую, что ее не стоило выуживать) и краешек чего-то твердого, скользнувшего дальше под сиденье, так что Лэму пришлось сунуть руку глубже, и рукав плаща задрался чуть ли не до локтя. Наконец пальцы нащупали и ухватили гладкий пластмассовый коробок. Высвобождая сокровище, Лэм до крови расцарапал запястье, но даже не заметил этого. Все его внимание сконцентрировалось на призе – старом дешевеньком мобильном телефоне.
– Лэм… ну что Лэм. Лэм точно такой, как о нем говорят.
– То есть?
– Жирный стервец.
– С прошлым.
– Жирный стервец-долгожитель. Хуже не бывает. Сидит у себя наверху и всех нас обсирает. Как будто ему приятно руководить отделом, в котором одни…
– Лузеры.
– Ты хочешь сказать, что я – лузер?
– Так ведь мы оба здесь оказались.
О работе забыли. Маркус Лонгридж, обозвав Ширли Дандер лузером, одарил ее лучезарной улыбкой. Дандер помедлила, пытаясь разобраться, что происходит. Никому не верь, решила она, когда впервые попала в Слау-башню. Стрижка под бокс была частью этой заповеди.
