мои молитвы оставались без ответа.
Потянувшись, я нагнула веточку ели и вдохнула аромат, исходивший от неё. Хвоя. Расслабившись, откинулась на спинку кресла, предварительно подняв тормозной рычаг. Уснуть бы, и забыться во снах. В них я ходила, как прежде, собирала полевые цветы, плела венок и гадала о том, какого супруга мне пошлёт судьба. Там в небытие и забвение я всё ещё верила в любовь.
В действительности же понимала, что это сказка, придуманная несчастными женщинами, пытающимися продлить детство своим дочерям, огородить от реальности. Я помнила истории, что рассказывала нам мама перед сном. О сильных мужчинах, совершающих подвиги ради своих возлюбленных, о любви до гробовой доски и щемящей сердце верности.
Теперь я понимаю, что гробовая доска ждёт, скорее всего, женщину, а верность мужчина может хранить лишь самому себе.
Любви нет – есть лишь смирение.
Годы, прожитые в постоянном страхе ночью услышать скрип дверей своей спальни, отложили свой отпечаток на моём характере. Я стала замкнутой и безвольной. Безразличие, Абсолютное равнодушие ко всему и всем.
Но, казалось, князя такое моё поведение только заводило больше. Он придумывал всё новые способы выставить меня на посмешище, унизить, размазать.
Всё прекратилось лишь тогда, когда семейный врач, знавший и учивший ещё мою матушку, заявил, что утроба моя пуста. Нет, пыл супруга это не охладило, но дало повод плотнее заняться мачехой. Ведь неважно, по сути, какая из женщин в итоге родит. Всё скроется и останется в семье, а слишком болтливых слуг просто вздёрнут на крепостной стене.
Муж стал являться в мою спальню значительно реже, и за это я была благодарна бедной женщине, что заменяла все эти годы мне мать. Да и она перестала плакать, видимо, теперь князь приходил к ней не развлечения ради, а за наследником.
Уже второй мужчина превратил её в «утробу». Это злило так, что скулы сводило, но я ничего не могла поделать. Мояла, как и прежде, заботилась обо мне, опекая и облегчая жизнь.
Мы обе знали, что целитель солгал. Но мачеха не выдала. Защитила.
Что двигало ею? Зачем она год за годом заботилась о падчерице: ухаживала, когда хворь одолевала, и боль в спине становилась невыносимой.
Зачем?
Я не знала ответа, а спросить никогда не решалась.
Боялась узнать что-то плохое о ней. Глупая трусость. Но во всём мире только она да няня остались для меня родными. Я не хотела терять кого-то из них.
Над крепостью разлетелся звон колокола, призывающего на обеденную трапезу.
Разложив свёрнутый на коленях платок, я накинула его на озябшие плечи. Сегодня в доме не до приёма пищи. Там сборы, Князь настолько верил в своё войско, что сгребал добро в сундуки быстрее, чем его доблестные воины дезертировали прямо из казарм. Хотя никто их уже и не ловил.
Итак, понятно, что войны не будет!
Потому как воевать некому. Северяне, вообще, могут просто прийти сюда стройным маршем и всё.
