у тебя широкие. Тебе и нести.
– Да он весь грязный как свинья. Не прикоснусь я к нему. Неси сам!
– Не под силу он мне и рука маловата, не ухвачусь.
– На все у тебя отговорка найдется!
– Да чего ты опять кичишься? Корзину ягоды тебе наберу, если дотащишь.
– А наберешь?
– Наберу, подымай.
– Беда с ними, – успокоился второй, – живой он там хоть?
– Пульс есть, – ответил первый, прислонив два пальца к шее спящего, – и лицом на бродягу не похож, а одет как оборванец распоследний. А тут чего? Бревно какое-то со струнами…
– А ведь точно! Ну ты и голова, все подметишь! Он, видно, из плясунов что по трактирам выступают. У них организмы никогда не просыхают, а этот так совсем от вина одурел, – радостно воскликнул второй и добавил, махнув на пустую бутылку, – не наш груз.
– Не наш, – с облегчением согласился первый, – жалко только его. Давай сюда плащ, хоть от дождя прикроем. Человек искусства как никак, пускай и дальше песни поет.
– Плащ-то не казенный, – забрюзжал второй, – я его на мясо конфискованное выменял.
– Давай не жмись, замерзнет ведь. Это у тебя кожа с салом в пять слоев, а то плясун. Ранимая душа.
– Ягоды наберешь?
– Да черт с тобой, утром наберу, если не отрублюсь в дороге. Спать охота аж туман в глазах. Накрывай давай!
– Не замерзнет, так медведь сожрет, – проворчал второй, неохотно снимая плащ. Он укрыл им плясуна, а заодно прихватил пригоршню монет, выпавшую у того из кармана.
Затем путники оставили спящего в покое и вскоре скрылись в лесу.
* * *
Вилли очнулся, почесал ссадину на лбу и ощупал невесть откуда взявшийся черный шерстяной плащ с капюшоном. Он подумал, что без лешего тут не обошлось, и плащ нужно поскорее накинуть, чтобы не огорчать древнего стража леса. Он без сожаления выбросил изодранную рубаху и, переодевшись в обновку, стал похож на лесного отшельника.
Среди трухи и мокрой листвы лежали книга и фигурка Сигурта в обнимку с разбитой бутылкой. Сигурт с книгой вернулись в сумку, а острые осколки Вилли присыпал землей. Затем он проверил карманы и с досадой обнаружил, что все монеты бесследно пропали; но случившееся с лютней расстроило его куда больше. Струны лопнули, гриф покосило набок, а торчащие из полена гвозди и вовсе превратили ее в изуверское орудие для пыток. Вилли горько вздохнул и устроил ей достойные похороны, ласково прикрыв листвой.
Затем он подошел к обрыву в надежде поскорее вернуться к дороге. Забраться наверх не вышло: ноги то и дело соскальзывали обратно, едва ступив на размокшую землю.
Он суетливо огляделся. Ночной лес будоражил в голове жуткие мысли, из темноты доносились пугающие звуки и приумножали подступающую тревогу. Каждый треск и уханье ночных птиц заставляли тело вздрагивать, а сердце замирать.
Он не стал выяснять, что там так зловеще трещит в кустах, а решил пройти чуть
