палате увидел незнакомца с пустыми глазами, неспособного говорить о том, что с ним произошло.
– Яйца они ему отбили! – заявил Сергей, пока все вокруг пытались Кириллу намекать. Говорить об этом с самим Витей не советовал его психотерапевт, а еще не советовал его жалеть, вздыхать и вообще замечать перемены.
Для Кирилла это было так страшно, что полминуты он просто смотрел на Витю, пытаясь найти в нем какие-то признаки жизни, а тот отвернулся и сказал всего одну фразу:
– Лучше уходи.
– Ну уж нет, – ответил на это Кирилл, взяв себя в руки. – Я сюда пришел не для того, чтобы потупить и сбежать.
Это было нелепое заявление, которое Витю не впечатлило, но когда Кирилл сел у кровати и стал рассказывать ему про первый воскресный марш[20], Витя снова посмотрел на него.
Глаза у него были пустые, но он смотрел и слушал.
– Все изменится, я уверен, – говорил ему Кирилл, правда в это веря, а Витя внезапно спрашивал:
– Ты понимаешь, что у меня почти нет шансов?
– В смысле? – как дурак спросил Кирилл.
– Мне двадцать пять, и я инвалид, – сказал Витя тихо, но без надрыва, с каким-то равнодушием. – У меня не будет детей, я импотент до конца своих дней. Я не мужик, а так… Так какое мне дело до ваших перемен?
Кирилл молчал, но не стал отводить взгляд, смотрел в пустые глаза Вити и запрещал себе отворачиваться, ненавидя себя за то, что не был с ним рядом одиннадцатого августа, когда того задержали, впечатали водометной струей в стену, оглушили, а затем, избив, оттащили в автозак.
По крайней мере, так об этом говорил Сергей и рычал от того, что не мог этому помешать.
– Еще не все потеряно. Насколько я знаю, врачи не могут сказать наверняка, – сказал Кирилл, заставил себя это сказать.
– А я могу, – ответил на это Витя и отвернулся. – Уходи, я устал и буду спать, – добавил он, глядя в стену.
Оставлять его одного в платной палате было страшно, но Кириллу сразу сказали, что лучше просто уйти, потому он уходил, не прощаясь, не решаясь рта открыть. Только потом понял, что это был самый честный из разговоров, который был у Вити. Кириллу он сказал больше, чем говорил другим, больше, чем мог даже написать в сообщениях.
Понимая это, Кирилл спрашивал каждый день, стоит ли ему приходить, и приходил, лишь когда Витя соглашался, чтобы стойко принимать эту правду от лучшего друга:
– Я не вижу смысла жить.
– Это пройдет, – говорил ему Кирилл.
– Возможно, – соглашался Витя, и в этом тоже был прогресс, о котором Кирилл не мог говорить.
Слушая отрешенный голос Вити, видя желтоватые следы на шее, такие же, как у Артура в ту пору, некогда багровые метки, оставленные дубинками[21], Кирилл не мог простить себе отсутствия в Минске в ночь с девятого на десятое августа. Его не было рядом и теперь он никогда не поймет, что пережили там ребята и почему не хотят об этом
16 августа 2020 года.
Задержанных в Минске в период с 9 августа по 11 августа 2020 года пытали на Окрестина. Многие из них провели эти три дня в невыносимых условиях.
