вместо оглушающей боли от медвежьих клыков щеки коснулось мягкое и влажное.
– Ф-р-р-р… Фру-у-у…
От неожиданности Любава приоткрыла рот и тут же принялась отплевываться. Шерсть!
Мохнатая громадина не собиралась закусывать обморочной девицей. Вместо этого медведь протяжно лизал щеку и толкался огромной башкой.
– Ф-р-р-р, – урчал и сопел в самое ухо. – Фру…
И опять лизал.
Силы резко вернулись, и Любава рискнула приподняться, чтобы хоть немного отстраниться от неожиданно мирного зверя. Да это же тот самый – ручной! О нем ещё Рада говорила. Ох, неужели не съест?
– Ты, а… Эй!
Медведь нагло прошелся языком около губ! Машинально Любава принялась отирать мокрые нежности рукавом.
– Слюнявый какой, – пробормотала, уже смелее разглядывая добродушно вздыхавшего зверя.
А тот нюхал ее руку, лизал пальцы и все урчал. Прямо трактор настоящий. Страх окончательно растворился, оставив крепнущую с каждой секундой уверенность – не тронет. Хотел бы – давно кинулся, а не тыкался носом в ладонь, выпрашивая погладить.
Сама себе не веря, Любава осторожно тронула блестящий мех. Коротко провела по носу и крутому лбу. А медведь только жмурился. Вздыхал радостно и счастливо, будто она ему бочку меда прикатила, а не потрогала самую чуть.
– Чудеса, – пробормотала, снова оглаживая широкую морду. – У меня, наверное, удар. Солнечный.
К ней ластилась лесная зверюга! Огромный шерстяной ужас, который так ласково фырчал и сторожил круглые милые ушки. А цвет глаз до чего интересный – настоящий янтарь. И смотрит слишком осмысленно для медведя.
– Ты домашний, да? – пробормотала, пытаясь избавиться от ощущения все понимающего взгляда.
Он же не человек, в самом деле!
А медведь со вздохом улегся на спину, предлагая почесать плюшевый живот.
« Не тронет этот медведь, не трясись так », – засмеялся над ухом голос Рады.
Любава даже оглянулась, но нет. Только ветер шумел, и пели птицы.
– Кому рассказать – не поверит, – легонько взъерошила шерсть на могучей груди. – А ты красивый…
Медведь лениво прикрыл глаза и выдохнул, мол: « Сам знаю. Не отвлекайся ».
– …и нахальный, – усмехнулась Любава, с удовольствием зарываясь пальцами в густой мех.
Шелк золотой! Шерстинка к шерстинке, и каждая переливается на солнце медовой искоркой.
А зверь лежал, отбросив голову и вольно приподняв лапы. Любава ещё косилась на бритвенно-острые когти, но медведь не думал пускать их в ход. Тихонько укал на лёгкие прикосновения и водил иногда носом. А она уже совсем смело рассматривала лесного гостя.
Красавец! Тяжёлый, мощный, лапа что сковородка – огромная! Пушистый такой, ухоженный, весь лоснится. А морда смутно знакомая… Любава схватилась за кулон. Дрогнувшими пальцами вытащила его, и принялась сравнивать резную фигурку и настоящего зверя. Похожа! Непонятно
