вещи. Сколько семей оплакивало ушедших: сестёр, жён, детей. Чаще всего страдали женщины, именно им присуждали мистические отклонения. Это событие запустило цепочку других, а могло сложиться всё иначе. В то время мало следили за документацией, часто судебные процессы не фиксировали. Внутри системы царил произвол. Делай как хочешь, никто слова не скажет. На казнь собирали заключённых подле южной церкви на Ратушной площади. Заранее забивали столб и обкладывали сухими ветками с охапкой хвороста. Место, которое пробирало до дрожи, теперь веселит людей. Сейчас там проводят народные Ярмарки.
Я перевернул лист записной книжки, закурил и в эту минуту загудел паром. Люди спешно хватались за чемоданы, они поднимались на пристань. Возле мостика носились дети, а жёлто-оранжевые лучи согревали их головы. После столь громкого события в Кёге стало спокойно и размеренно. Взрослые не боялись отпускать детей одних, выходить из дома в любое время. Кажется, что все забыли и никогда не вспоминали ту часть истории города.
11 июля 1919 года случилось другое потрясение. Волнение пробиралось в народ, оно заходило в каждый дом и приводило в ужас. Луна закрыла солнце, а её размер был как в десять раз увеличенный обруч. На улицах, за считанные секунды, стало темно. Багрово-красный цвет как кровавый огонь знаменовал нечто тёмное, леденящее душу. Гойл Скринсет журналист местной газеты держал дрожащими руками камеру. Он вышел на улицу только под угрозой увольнения, сделать несколько снимков. Едва можно устоять на месте, когда поднялся дикий ветер. Он пролеза́л во все щели, ломал ветки деревьев, сметал пыль с песком. Туман из песчаной пурги простилался по улицам. Ничего не разглядеть в такую погоду. Только безумные выходили наружу поглазеть. Остальные прятались по домам, закрывали наглухо оконные ставни и заграждали высокой мебелью. На случай если выбьет стекло, оно не разлетится по комнатам.
Бэк Пишер выглядел полумёртвым. Его глаза бегали, он нервозно растирал потеющие ладони, периодически бледнел, а правая бровь дёргалась. Бэк обзвонил всех друзей, знакомых, дальних родственников. Его глотка доносила хрипливые крики в трубку: – Началось! Оно началось! Они вернутся!
Коллеги в полицейском участке крутили у виска: – Пишер, успокойся. Не наводи паники в городе!
Патрульные машины стояли в каждом квартале, следили за безопасностью в Кёге. Обычно в такие часы происходили кражи, погромы и случайные убийства на фоне общей паники. Когда офицеры отвлеклись на обсуждение футбольного матча, Пишер врубил тревогу через рупор: – С вами говорит офицер полиции Пишер. Не выходите из дома! На улицах небезопасно. Они идут за нами! – дальше он чуть не проглотил сигарету, которая почти дотлела, и закашлялся слюной. Шеф Маркус тяжёлой ладонью впечатал подзатыльник.
– Ещё одна выходка Бэк, и тебя ждёт увольнение. Ты отстранён! Месяц
