стоишь? Раздевайся, Аня, сейчас будем спать.
Вся моя бравада, благодаря который я смогла сбежать, хотела выкрасть его машину или даже вступить в неравную схватку, кончилась. Стою ни жива ни мертва, пытаясь найти в себе остатки смелости.
– Раздевайся, Аня, – уже не требует, приказывает он. Подходит близко, теперь я вижу его горящие глаза и намерения, становится прозрачнее. Я тоже нападаю, правда пока только словами.
– Вот еще! Ты смешон. Мой отец уже наверняка едет сюда. Думаешь насилие надо мной поможет тебе выжить?
Этот придурок смеется. Нет, вы посмотрите на него. И почему от его смеха по телу мурашки? И почему он не похож на обычного гопника из какого – нибудь сериала «Реальные пацаны».
– У тебя выбора нет. Ты можешь попытаться со мной бороться, можешь даже применить свои знания самозащиты, но ведь и сама понимаешь – твое платье порвется. А так как больше одежды у меня нет, ходить тебе будет не в чем.
– Я не буду, – говорю упрямо, хотя и понимаю, что он прав, а он закрывает двери на ключ и снимает водолазку, демонстрируя мускулистую грудь. Ну вот почему у него такая фигура. Вроде ничего особенного, а взгляд оторвать сложно. И тату на плече, лишь часть, но интересно увидеть всю картинку. – Ты зачем раздеваешься?
– Так у меня тоже одежды нет, – усмехается он. – А ты наверняка будешь мне ее рвать, когда начнешь сопротивляться.
– Я не буду с тобой спать… – трясет меня. – Ты меня не заставишь.
Он стягивает с себя брюки, оставаясь в одних боксерах.
– Поспорим?
Я сглатываю, смотрю по сторонам в поисках чего – то, что могло бы стать защитой. Кухня! Даже ложкой можно убить. Метнулась туда, но уже в момент оказалась прижатой к мускулистой груди, а его руки, обвившие живот и шею., перекрыли мне дыхание.
– Отпусти, урод! Я не буду с тобой трахаться! Не буду! – визжу как дурная и тем же визгом лечу на кровать.
– Да кому ты нужна, плоскодонка, – он берет меня за щиколотку, дергая на себя. – Я сочных баб люблю, а у тебя даже смотреть не на что.
– Тогда зачем мне раздеваться? – кричу, а про себя думаю, что от его слов легче стать должно, но почему – то ком в горле и обидно до смерти. Мне все говорили всегда, что я ладная, красивая и вообще ведьма, потому что могу жрать и не толстеть. Но ему не нравлюсь. И получается все его слова вечером были лишь игрой. – Зачем мне раздеваться?
– Чтобы не сбежала, конечно. Я же знаю, что ты не угомонишься, а без одежды ты никуда не денешься.
И я понимаю, что он прав, а от того брыкаюсь сильнее.
– Но это нечестно!
– Самсонова, я заебался. Я хочу жрать и спать. И сейчас, пока я жру, ты разденешься и уляжешься сама, или я просто порву эти шмотки.
– Рви, я не разденусь, – задираю подбородок, готова драться даже за этот блестящий клочок, обтягивающий задницу.
– Точно? А к папе ты выйдешь, тряся своими комариными укусами?
– Да пошел ты! У меня не комариные укусы! У меня нормальная
