одеяле ржет Ломоносов, а я резко руку убираю, прекрасно понимая, что трогала.
– Ну, это тоже может стать ключом. – ржет этот придурок, сбивая с себя простынь, и держа ключ уже другой рукой. Я же совершенно случайно натыкаюсь взглядом на его гордо стоящий член, которого случайно коснулась. Совершенно случайно.
Я поднимаю взгляд на ключ, делаю резкий бросок рукой, но все мои попытки Ломоносов блокирует со спокойной, можно даже сказать ехидной улыбкой.
– Даже стыдно, папа ведь тебя учил самообороняться. А ты только сиськами трясешь, – смеется он, зля меня сильнее. И я больше не церемонюсь, резко и звонко даю ему пощечину, заезжаю другой рукой по уху и хочу уже вцепится в ключ, но Богдан совершенно неожиданно группируется и делая резкое движение валит меня на пол. И я тут же начинаю яростно сопротивляться, пока не чувствую бедром его стояк, пугающий своим размером.
Я застываю, а он застывает надо мной и мы черт возьми оба голые. Пиз*ец. Почему мне не хочется двигаться, почему хочется, чтобы он выбросил этот ключ и поцеловал меня?
Это неправильно. Я не должна даже думать о таком!
– Слезь с меня, – требую, а он ключом надо моим лицом размахивает.
– Сдаешься?
– Никогда! – отпихиваю его и резко даю новую пощечину, делая себе очень больно.
– Помнишь, я говорил, что будет, если ты еще раз меня ударишь? – и я уже не думая, бью его снова. Хочу спровоцировать его, хочу чтобы нега, которая растекается внутри живота прошла, чтобы я перестала думать о том, как это чувствовать столь больше в себе.
– Ну давай! Давай! Ответь мне! – даю новую оплеуху, замечая, как расползается по его щеке пятно. –Покажи какое ты дерьмо, ударь меня! Хватит полудурка играть, ты же такое же животное как твой папаша!
– Рот закрой! – блокирует он один удар, второй, толкает меня, но я тут же вскакиваю. Мне мало, меня уже трясет не на шутку! Я больше здесь и минуты не останусь.
Я не хочу его хотеть! Не так! Не его!
– Не закрою! Или тебе правду слышать не хочется? Не хочется знать, как твой папаша избивал твою мать! Поэтому она сбежала!
– Я же сказал, закрой рот! Она нас бросила! – он толкает меня к стене и горло пальцами сжимает, но я царапаю его руку и в лицо смеюсь.
– Любая бы бросила ублюдка, который вешает ее к потолку и плеткой избивает! Ну скажи, ты такой же извращенец?
– Аня, сука, я же предупредил! Нахуй ты сейчас врешь, чего добиваешься?
– Правду хочу донести до тебя, чтобы ты знал, каким уродом был твой отец и что ради такого не стоит совершать преступления! – он сильнее горло мое сжимает, воздух перекрывает, а я даже не двигаюсь уже, чувствуя, как проваливаюсь в омут его мерцающего взгляда, ощущая, как огненные плети желания бьют по телу. И он это видит и злиться точно так же, как и я!
– Больная! – отталкивает меня с ревом.
– Ублюдок! – кричу, чувствуя, как от ярости и готовности его убить все внутри холодеет. – Отпусти меня, не будь идиотом! Мой отец убьет тебя и никакие деньги
