войска, бряцающего оружием, его люди вырубали тростник, копали рвы и засыпали непроходимые топи. Они работали днем и ночью и за декаду проложили узкую дорожку, укрепленную по краям камнями. Тропу, что тянулась почти до самого лагеря Кассия – с той стороны, где отсутствовали укрепления.
После октябрьских календ на очередном военном совете, который проходил в шатре, воздвигнутом посредине, между лагерями, Гай Кассий вынужден был уступить Бруту, услышав от него такие слова:
– Завтра, в твой День рождения, милый Кассий, я преподнесу тебе подарок – великую победу, только позволь мне сражаться на правом крыле.
– Хорошо, Брут, – нехотя согласился Кассий. – Будь, по-твоему. Я уступлю тебе правое крыло, – наше крыло атаки, – и усилю его лучшим моим легионом. Но при одном условии – если его возглавит Мессала, – он глянул на молодого красавца, происходившего из знатного патрицианского рода, настолько влиятельного, что даже триумвиры, заискивая перед родственниками юноши, специальным эдиктом исключили его из своего списка проскрипций. Впрочем, юноша не воспользовался дарованным ему прощением и остался в лагере Брута, а вскоре подружился с Гаем Кассием.
По окончании совета военачальники разъехались каждый в свою сторону. Луций, сопровождающий своего дядю в этой поездке, с воодушевлением воспринял новость о предстоящей битве. Гай Кассий, однако, радость племянника отнюдь не разделял. Во время обеда он выглядел задумчивым, был молчалив и, кажется, даже не обратил внимания, когда Луций, подняв кубок с вином, воскликнул:
– За императора Гая Кассия! Пусть будут благосклонны к нему боги и Фортуна!
Позднее, встав из-за стола, Кассий крепко сжал Мессале руку и промолвил по-гречески:
– Будь свидетелем, мой друг, я терплю ту же участь, что Помпей Магн, – меня принуждают в одной-единственной битве подставить под удар все будущее отечества. Не станем, однако ж, терять мужества и обратим взоры наши к Судьбе, ибо отказывать ей в доверии несправедливо, даже если решения наши окажутся неудачны!
***
Из-за Сапейской горы выплывало осеннее солнце, а над лагерем Кассия взметнулась кровавая туника, ознаменовав день принесения обильной жертвы богу войны Марсу. Военный лагерь, словно потревоженный муравейник, пришел в движение. Воины натягивали кольчужные доспехи, облачались в плащи, надевали шлемы, опоясывались и вооружались, выбегая из палаток для построения.
Луций, сомкнувший глаза лишь под утро, был разбужен звуком труб, которые звали воинов на кровавую утреню. Он, не мешкая, вышел из палатки, сверкая в лучах восходящего солнца золоченым доспехом, и оседлал подведенного к нему коня. Перед его глазами пробегали легионеры, выстроенные десятками.
Ворота лагеря распахнулись, выпуская знаменосцев, одетых в звериные шкуры. Вслед за ними на равнину высыпали тысячи легионеров, которые выстраивались
