сбил пламя с одежды Корнелии и, взвалив ее на руки, бросился вон из горящего дома. Он бежал и пронзительно кричал:
– Пожар! Пожар! На помощь!
За ним по каменной мостовой тянулся кровавый шлейф…
Когда молодая госпожа пришла в сознание, служанка тотчас позвала отца семейства. Луций-старший наклонился над своей невесткой, разглядывая ее болезненное лицо.
– Как ты себя чувствуешь, дочка? – заботливо спросил он.
– Что… случилось? – спросила Корнелия бледными губами.
Луций-старший вздохнул, отвернулся в сторону и не сразу отвечал:
– Худшее позади. Главное, что ты жива, и медики говорят, что скоро поправишься…
– Я потеряла ребенка? – спросила Корнелия, и слезы блеснули в ее глазах.
– Не волнуйся, дочка. Ты еще подаришь мне внука. У вас с Луцием будет много детей.
– Мой отец… – всхлипнула Корнелия, к которой начала возвращаться память. – Как они могли так поступить с ним?
Ярость блеснула в глазах Луция-старшего, и он заговорил отрывисто, сдерживая нарастающий гнев:
– За свободу и награду эти жалкие ублюдки продали своего хозяина Лепиду! Они все поплатятся. Я тебе обещаю. Квинт не заслуживал такой смерти. Его убили во сне… Хорошо хоть, что он, скорее всего, ничего не почувствовал… Но есть и добрые вести. Пожар потушили, большая часть ценностей спасена, не расхищена. Вот немного окрепнешь, и мы с тобой отправимся в путь.
– Я скоро увижу Луция? – оживилась Корнелия, и румянец зарделся на ее бледном лице.
– Скоро, дочка, скоро… – задумчиво проговорил Луций-старший.
Накануне в сенате был оглашен новый список проскрипций, и хотя себя он в нем не увидел, Луций Кассий решил не дожидаться того времени, когда загребущие руки Марка Лепида дотянутся и до его имущества.
Лаодикея. Сирия.
Ветер потянул с моря, развевая пурпурный плащ с золотым окаймлением подобно знамени бога войны Марса, скачущего верхом на вороном коне по улицам опустевшего города. Всадник бойко спешился у подножия холма, на котором за мощными крепостными стенами высился дворец, наследие ушедшей в прошлое эпохи Селевкидов. И солдаты, дежурившие у ворот, за которыми открывался дворцовый сад, приветствовали легата IV Сирийского легиона Луция Кассия Лонгина. Юноша, передав поводья своему оруженосцу, нырнул в сад, поднимаясь по широкой каменной лестнице. Цветы в саду пленяли взор и источали одурманивающий аромат, от которого у Луция с непривычки едва не закружилась голова. Он замедлил шаг, любуясь цветами и вдыхая пряные запахи. Но вот впереди показались люди, и он продолжил свой путь. Странная процессия привлекла внимание римлянина. Седовласый старичок, опираясь на посох, шел впереди, позади него тянулась вереницею многочисленная свита. По аккуратно подстриженным бородам и шапочкам, венчающим головы, Луций признал в них иудеев. И, вспомнив об обряде обрезания, усмехнулся,
