или останется лишь плохим воспоминанием… Бедное, бедное мое ДИТЯ, навсегда сделавшее меня несчастной…
– А другое вскоре сделает вас вновь счастливой…
– Вы о чём? Что вы говорите, Леонардо? Я не понимаю. – молвила она бессильным голосом, бросив на него мимолётный взгляд.
– Судя по всему, вы носите в себе ребёнка, Мона Лиза, – заключил он, уставившись на неё своими восхищёнными глазами.
– Бросьте! Этого не может быть! – она безнадежно махнула рукой.
– Обычно чутьё меня не подводит. Увидим, кто будет прав.
– Если вы и правы, то умоляю, никому об этом не говорите, – она обеспокоенно схватила его за руку. – Заклинаю вас, ни единой душе! Покуда я сама не пойму… – в ней говорили сомнение и растерянность. И тревога…
– Я ваш друг, Мона Лиза. Никогда не сомневайтесь во мне. Я вам предан…
– Но преданность можно легко спутать с некоторыми другими вещами… – молвила она отрешённо. – Признайтесь, что вы чувствуете ко мне?
– Уважение… Восторг… Привязанность…
– Я хочу, чтобы вы всегда были со мной, Леонардо… – она крепко ухватила его за руку. – До последнего моего дня… Дайте мне слово! – её глаза жадно впились в него в ожидании ответа.
– Вы ВСЕГДА будете со мной, Мона Лиза! И я всегда буду с вами! Обещаю вам! И прошу вашу милость обращаться ко мне с любой просьбой, как к верному другу, и я буду вам во всём помогать, делая всё, что только в моих силах…
– На сегодня достаточно, я полагаю, – неожиданно процедили ее холодные губы. Она оторвала руку от его сильного плеча и, опираясь о подлокотники, тяжело поднялась с кресла.
– Как пожелаете, – ответил Леонардо, кивнув головой.
В тот день она покидала его разбитой, не улыбаясь своей почтительной, но неизменно таинственной улыбкой. Не погладив столь любимого ею разноглазого котика на прощание и не бросив, по обыкновению своему, восторженного взгляда на музыкальный фонтан во дворе, она, слегка сгорбившись, покинула дом, уходя в свою молчаливую тоску. Глядя ей вслед, Леонардо показалось, что за один лишь этот день Лиза постарела на дюжину лет. Боль тяжелым комом встала в его горле, а грусть неровной морщиной пролегла через лоб, оставляя след уходящего времени…
* * *
– Эй, Зороастро, – громко сказал Салаи, войдя вечером, в отсутствие Леонардо, в мастерскую, – не объясните ли вы мне, отчего эта чудаковатая синьора вот уже третий год околачивается в нашем доме?
– Салаи, ты ведь знаешь, что эта почтенная дама позирует нашему учителю.
– Позирует третий год подряд? Да картина эта давно уже готова! По мне – этой донне Лизе просто нечего делать! Надоел ей муж – вот она и приходит сюда поразвлечь себя умными беседами с маэстро, – злился Салаи. – Единственное, что она делает, так только отвлекает нашего Леонардо от заказов, за которые хорошо платят. Вскружила ему
