наук и лишь недавно привлек внимание антропологии, социологии, педагогики и политологии (Fox, 1994; Piker, 1998; Sherwood, 1994). Тем не менее, проникновение постмодернизма в психологию на самом деле уже совершалось неявным, не всегда заметным образом (см.: Cazenave, 1994; Combs, Freedma, 1994; Holzman, 1999; Teicholz, 1998). В открытую же психология встретилась с постмодернистским дискурсом в качестве радикального конструкционизма социальной психологии, в системной терапии, в некоторых направлениях культурной психологии.
Когда представители постпозитивизма во второй половине ХХ в. показали, что научное знание небезупречно, то на эти эпистемологические обсуждения не замедлили откликнуться и психологи. Так, Р. Харре подверг сомнению каузальный психологический дискурс (Харре, 1995). Дж. Брунер посвятил ряд статей размышлению об особой логике нарратива (Брунер, 2001; Bruner, 1985). К. Джерджен описал две модели науки, относящиеся к парадигмам «модернизма» и «постмодернистского поворота» (Gergen, 1994). Модернизм в науке связан с верой в познаваемость мира, в универсальность его черт и силу эмпирических методов, с представлениями о прогрессивной природе знания и независимости результатов исследований от личности. Однако «постмодернистский поворот» предложил психологии новые пути концептуализации самой себя. «Сущность постмодернистской школы – критическая саморефлексия» (там же, с. 24). Постмодернистская мысль открывает безграничные перспективы осмысления для дисциплины. «После постмодернистских исследований метод в психологии увиделся как вводящие в заблуждение, но вполне оправданные изобретения» (там же, с. 24).
Среди новых возможностей, предоставленных психологии постмодернизмом, К. Джерджен отмечает также «технологическое продвижение» (вариативные формы терапии и образования), «культурную критику», «конструирование новых миров». Так, психологи не только конструируют мир своими терминами (создавая стереотипы: например, что «мужчины более рациональны, чем женщины»), но и являются активными участниками сотворения культуры в целом. Поскольку само по себе изменение дискурса с «говорить как есть» на «говорить как должно быть» влечет за собой изменение реальности, то «каждое воссоздание нашего понятия образа человеческого действия открывает новые культурные возможности» (Gergen, 1994, с. 28).
К. Джерджен показывает, что, по контрасту с академической психологией, современная практика реабилитационной психологии оказывается конгениальной постмодернистской мысли, поскольку имеет дело с развивающейся индивидуальностью человека и сосредоточивается на ситуативных и контекстуальных смыслах человеческой деятельности. Поэтому теоретическое знание академической психологии нередко вступает в конфликт с эмпирическим знанием повседневности. Психотерапевтическая же практика предпочитает теоретическому знанию «гетерогенные и качественные знания» повседневного мира, приобретающие достоверность в личном опыте (Gergen, 1994).
В
