Черт возьми, Сюзанна, вы…
Казалось, чуть ли не ругательство готово сорваться у него с языка. Однако, столкнувшись с моим взглядом, он осекся, подавил порыв грубости. Так и не продолжив фразы, Александр отошел в угол, к умывальному столику. Я не глядела в его сторону, слышала только, как он рывком опрокинул воду из кувшина себе на голову, ополоснул лицо и волосы, потом тщательно растерся полотенцем. Видимо, он хотел одновременно и прийти в себя, и преодолеть гнев. Однако откуда этот гнев взялся? Понятно, что я приехала к нему без предупреждения и увидела неприглядную картину. Но, с другой стороны, пьянство – не такой уж ужасный грех. Я же не с девушками легкого поведения его застигла!
Перекинув полотенце через шею, он подошел ко мне, протянул руку.
–– Присаживайтесь. По всей видимости, госпожа герцогиня, нам надо поговорить.
Мы уселись за стол друг против друга. Я попросила воды, и он мне подал ее в стакане. Пока я маленькими глотками пила, Александр не спускал с меня довольно-таки неодобрительного взгляда. Мне уже становилось ясно, что своим приездом я, по-видимому, перешла некую черту, вторглась на территорию, где меня вовсе не ждали. И это ощущение было так противоположно моим собственным ожиданиям, что я в тот момент даже не знала, что сказать.
–– Сюзанна, что происходит? – спросил он холодно.
Это было, по-видимому, начало разговора. Я пожала плечами.
–– Я приехала в Париж, Александр. Это преступление?
–– Черт возьми, я прекрасно вижу, что вы приехали в Париж. Однако зачем? Задавали вы себе этот вопрос?
–– Я хотела помочь вам. – Сказав это, я сейчас сама ощутила, насколько маловесома в его глазах эта причина. – Боялась за вас.
–– А в этой боязни было место благоразумию? Или только женская взбалмошность?
Поднявшись, он снова чертыхнулся и напомнил мне, что, когда конвой синих увозил его из Белых Лип, мы договорились о двух вещах: я буду ждать его в поместье… до тех пор, пока он не вернется. И если, паче чаяния, он-таки не вернется, то есть будет заключен в тюрьму или казнен, я вместе с детьми должна буду уехать в Англию, где все готово для нашей мирной жизни.
–– Как в этот план вписывается ваш приезд в Париж? – негромко, но жестко спросил он. – Вы оставили в Белых Липах нашего сына, которому и месяца не исполнилось. Потому я и спрашиваю: что происходит, Сюзанна? Кажется, вы живете своим умом, не прислушиваясь ко мне?
Не отвечая, я катала пальцами хлебную крошку, оставшуюся на скатерти. Все это мне чрезвычайно не нравилось. У него была такая черта – иногда указывать мне мое место. Впервые он намекнул мне на мою скромную женскую роль пару лет назад, когда я пыталась отговорить его выполнять новое поручение Кадудаля, касающееся ограбления дилижансов и казавшееся ужасным даже ему самому. Тогда между нами вышла ссора. Которую, кстати, тоже подогрело вино… Не знаю, может быть, я действительно порой была слишком активна
