они были холодны и готовы к борьбе.
Однако, в один прекрасный день, месяца три назад, Иван Иванович, как обычно, раскрыл свежий номер «Зари коммунизма» и настроился получить от него очередной заряд бодрости. Но, вскоре после начала чтения, секретарь партии внезапно испустил дикий вопль, изорвал газету в мелкие клочья, швырнул в висящее на стене зеркало бутылку из-под минеральной воды, совершенно разбив и первое, и вторую, а потом затрясся от бессильной ярости в своем уютном кресле. А причиной тому стали несколько строк, написанные подлой рукой Андрея Николаевича.
В очередной передовице Бабушкин охарактеризовал оппонента так – «…и секретарь этой жалкой и мерзкой партии, бездарный и никчемный человечишка, слесарь-дилетант, любитель топить казенные молотки, мнящий себя поэтом, но не умеющий толком срифмовать даже двух строк в стихотворении…».
Да, да, да! Андрей Николаевич, который когда-то работал корреспондентом в «Заре коммунизма», оказывается тоже присутствовал на том самом неудачном прослушивании в качестве члена жюри, хотя несчастный поэт об этом даже и не подозревал. А главный редактор Зари, как заправский фокусник, через сорок лет вспомнил ту глупую и давно всеми забытую историю, и достал ее из рукава своей бездонной профессиональной памяти. Пусть никто сейчас, кроме него самого, да разъяренного Ивана Ивановича, совершенно не понимал, о чем шла речь в статье (ну подумаешь, могли сказать читатели, взрывает секретарь памятники, значит может и чужой молоток утопить), но глупые слова вновь всколыхнули давнюю обиду, которая, как внезапно оказалось, совсем даже не забыта. Напротив, статья задела такие глубокие струны в ранимой душе несостоявшегося поэта, что после ее прочтения он дал себе клятву – Бабушкин должен горько пожалеть о своей чудовищной выходке.
Мысли Ивана Ивановича прервал условный стук в дверь. К нему с докладом наконец-то пришел Штык.
Глава 11. На все, что происходит, существует несколько точек зрения
(вторник, 23:00, четверо суток до Дня вакцинации)
Ошарашенный страшным известием секретарь растерянно смотрел на стоящего перед ним невозмутимого Штыка.
– Что значит, Бабушкин мертв? – переспросил он, не веря своим ушам, – и как вы умудрились его убить?
Штык появился в партии совсем недавно, месяца три назад. После очередного несанкционированного мероприятия его притащил к Лопатину Востриков. Размахивая руками и захлебываясь от возбуждения, доцент поведал остросюжетную детективную историю о том, как на митинге его хотели поймать полицейские подонки с дубинками, как он пытался спастись от них, но не смог, и как озверевшие сатрапы в конце концов прижали несчастного доцента к забору, намереваясь предать его лютой смерти. Не имея пути к отступлению, Востриков стал смеяться в лицо негодяям в бушлатах, и выкрикивать антиваксерские лозунги, твердо решив погибнуть, но не
