вчера в десять вечера мы пришли к нему в подъезд, надели маски, перчатки, потом Штык позвонил в дверь…
– А кто такой Штык? —перебил следователь.
– Не знаю, робот какой-то, я его видел всего несколько раз, он совсем недавно в партии. Он пошел вместе со мной к Андрею Николаевичу.
Полицейский что-то записал в ежедневнике, а Олег продолжал.
– Бабушкин открыл, Штык его оглушил и потащил в зал. Там привязал к стулу, рот заткнул кляпом, – Олег вспомнил себя самого в таком же положении во время партийного суда, и у него сердце защемило от внезапно нахлынувшей, но несколько запоздалой жалости к Андрею Николаевичу.
– Я начал читать приговор, а с редактором случилась истерика. И Штык сразу-же сунул мне пистолет, наверное, хотел поскорей все закончить, – тут агент неожиданно заревел, а слезы ручьем потекли у него из глаз.
Майор подождал, пока истеричный киллер затихнет, протянул ему пачку салфеток, чтобы тот вытер лицо и высморкался, и сказал.
– Все правильно. Я же Вас об этом предупреждал. Пистолет то незаряженный. Таким способом в партии отбирают кадры. Если не смог выстрелить, то так и будешь всю жизнь ходить на митинги, и навсегда останешься рядовым пушечным мясом. А если смог, значит тебе можно доверить дела поважнее.
– Они что, всех так проверяют? – невольно изумился Олег.
– Да нет конечно, только тех, у кого, по их мнению, есть перспектива.
– Да ну, какая у меня может быть перспектива? – Кузнецов даже засмеялся и махнул рукой, несмотря на весь трагизм ситуации, – я же дурак!
– Возможно, – дипломатично сказал следователь, – зато Иван Иванович далеко не дурак, и он прекрасно умеет разбираться в людях, а значит что-то этакое он в тебе разглядел. Но давай уже, заканчивай рассказ, не томи.
– Я взял пистолет и нажал на спуск! Он щелкнул, а Бабушкин умер, – и тут Олег снова заревел.
– Как умер? – полицейский даже подскочил на стуле, – ты что, его застрелил?!
– Нет, – сквозь слезы проговорил незадачливый убийца, – пистолет просто щелкнул, а с редактором, наверное, инфаркт со страху случился.
– Вот видишь, – машинально сказал майор, до глубины души шокированный услышанным, – ты в нем сомневался, а он совсем даже не предатель!
– Не предатель, – согласился плачущий Олег.
– А что было дальше?
– Ничего, он вместе со стулом упал назад, Штык пощупал пульс, сказал, что Бабушкин мертв, и мы ушли. Штык велел мне идти домой, а сам отправился на доклад к Ивану Ивановичу.
– Да уж, ничего себе ситуация, – протянул полицейский. Такого драматического развития событий при вербовке агента он не мог предположить даже в самом страшном сне.
– А сегодня мне снова позвонили из партии, и велели в восемь вечера прийти к Ивану Ивановичу на аудиенцию, – жалобно глядя на собеседника сказал Олег, – а я боюсь!
И безжалостный киллер опять захлюпал носом.
А
