Мухин – начинал свою службу в угрозыске под его руководством.
– Неплохой тогда парень был – толковый, порядочный. Сейчас не знаю, всякое разное о нем слышал, – объяснил он гостям и, взяв в руки мобильник, набрал номер «крестника».
В ходе их недолгого разговора он поинтересовался у обрадованного его звонку Дениса обстоятельствами гибели Лени, объяснив, что тот в свое время обманул его тещу, а когда они распрощались, поверг в уныние Разумовского, сообщив, что иной информации о пропавших деньгах у следствия нет.
Вернувшись выжатым, словно лимон, домой, Василий Васильевич прошел в свою комнату с одним лишь желанием завалиться спать, но заявившаяся к нему следом жена этому воспрепятствовала и, сунув ему в руку листок с какими-то цифрами, объявила, что нашла покупателя на квартиру.
– Деньги, естественно, пополам, это лучше, чем по суду делить, – деловито объяснила она.
– А жить-то где? – растерянно поинтересовался Ланцов.
– Дело твое. Я себе однокомнатную рядом с Игорем подыскала, а ты сам решай. Может, ты в Австрии жить захочешь.
Василий Васильевич бросил взгляд на листок с ее вычислениями, но вместо того, чтобы взорваться и изорвать его в клочья, он вдруг увидел в глазах этой близкой ему до недавнего времени женщины страх и растерянность и почувствовал жалость к ней. «Она же не виновата, что такой родилась, и вирус ее не берет, вот и мучается», – подумал он, после чего сказал Нине Петровне, что понимает ее и желает ей счастья.
С мыслями о своем ставшем совсем уже неопределенным будущем он улегся в постель и вскоре заснул, а под утро вновь встретился теперь уже лицом к лицу с преследовавшим его во сне старцем.
На этот раз тот под крики беснующейся толпы в сопровождении стражников вышел из церкви и направился к ожидавшей его в стороне карете, запряженной парой гнедых лошадей, и, продвигаясь по расчищенному для него стражей проходу, старик, проходя мимо стоявшего в первом ряду Ланцова, едва заметно ему кивнул и, как тому показалось, слегка улыбнулся, что в его положении арестанта выглядело странно и удивительно.
Старик тем временем подошел к карете, остановился возле нее и, придерживая рукой свою пышную бороду, поднял голову к сиявшему высоко в небе солнцу. Прикрыв от слепящих его лучей ладонью глаза, он негромко что-то сказал вслух, после чего один из его конвоиров распахнул дверцу кареты и помог осужденному забраться в нее и сесть.
«Что-то уж больно он радостный. Похоже, легко отделался», – глядя на тронувшуюся с места карету, сопровождаемую конной стражей, подумал Василий Васильевич, а когда та скрылась из виду в дорожной пыли, зрители успокоились и, подгоняемые стражниками, начали расходиться. Лишь он, не зная куда податься, оставался на месте, когда же на него грозно прикрикнули, решил для себя: «Надо в Осоки ехать. Наймусь там клуб сторожить».
С этой мыслью он и проснулся, как по будильнику ровно в семь,
