На этом месте, на Старой Рыночной Площади, уставленной тогда виселицами с телами и шестами с отрубленными головами французских патриотов, в которых тоже кидали камни, под улюлюканье ваших предков, дорогие руанцы, палачи сожгли в тот день мою матричную копию. Копия очень хорошего качества, мне Борис Рабинович показывал видеозапись перехода, я минут пятнадцать после этого была сама не своя. А уж когда мне показывали, как её, мою копию, сжигали и она билась в пламени и дыму…
А может, что-то в ней, моей матричной копии, всё же было неидеально. Ведь та деталь, которая изображала моё сердце, так и не сгорела за восемь часов в трёхметровом пламени, а кому-то из английских солдат померещилась белая голубка, вылетающая из костра.
Технология двадцать пятого столетия пришла на помощь идеям двадцать первого века и оставила ваших предков, дорогие руанцы, с носом. И не за горами то время, когда тысячи, миллионы других невинных вернутся – пройдут, как я сейчас, по городам, где их обрекли на смерть, да промахнулись. Почему-то мне не кажется, что эта новость вас бы обрадовала. «На этом месте тридцатого мая тысяча четыреста тридцать первого года была сожжена матричная копия Орлеанской Девы Жанны Дарк, проживающей в настоящее время в Сан-Франциско». Кто из туристов польстится, захочет посмотреть на такое? А значит, доходы городской казны упадут, рабочих мест поубавится. Так что ваши предки, дорогие руанцы, знали, чего требовали, когда кричали: «Сжечь ведьму, сжечь её! На костёр!». Прозорливые были, смотрели в будущее, заботились о благосостоянии новых поколений таких же, как они.
Бросать камни в закованную девушку, которую вот-вот сожгут заживо… Руанцы, как вы дошли до такой чудовищной низости? Неужели так приятно лишний раз угодить палачам и убийцам? Что за матери вас родили?
Впрочем… Сейчас уже трудно сказать, что меня тогда ударило больнее: ваши камни и злобные выкрики или воспоминания о почестях, которые мне оказывали двумя годами раньше доблестные орлеанцы, впоследствии бросившие меня в самой страшной беде. Так и не пожелали они, спасённые мною от жестокой многомесячной осады, собрать деньги, всего лишь собрать деньги, чтобы внести за меня выкуп. Они сэкономили, предав меня в руки годонов и инквизиторов, в заточение и на пытки, под град ваших камней и на костёр. Теперь они исправно собирают с туристов плату за то, что Орлеанская Дева их спасла, а вы – за то, что помогали моим палачам. Что омерзительнее? Ваши предки, дорогие руанцы, по крайней мере, были со мной искренни…
Что со мною? Зачем я размышляю о том, что давно миновало и уже не вернётся? Почему вижу дурное в том, что воздаётся дань памяти и традиции? Деньги, доходы орлеанцев и руанцев… Неужели только в них дело? Однако и спасли меня от гибели деньги. Но почему их дали не французы?
Наверное, я просто не в настроении сегодня, не иначе как издержки беременности.
Второй раз в жизни я проследовала по пути со Старой Рыночной площади Руана в Буврёй. Точнее, в Замок Жанны д'Арк. Мы с Сюзан шли не спеша, наслаждаясь летней погодой, вдыхая
