с сатириком. Что тоже было бы неплохо. А потом Петя сам пришёл на мой спектакль. Мы так вежливо с ним раскланялись. Он спросил: «Что у вас с ногой?» – «Была война». – «Война, говорите. А зачем вам в таком случае играть сатирика? Вам сам Бог велел играть главную роль!» Ну, что вам, Мишенька, сказать, я, ей-богу, чуть не зашёлся от радости. Но как честный и, надеюсь, порядочный человек я не мог самодовольно промолчать. И заметил режиссёру: «Дорогой мой Пётр Ефимович! Боюсь, что никто не позволит вам так крупно меня осчастливить». Как в воду глядел. Всё начальство студии горой встало против меня. Через много лет Петя передал мне высказывание одного из замов тогдашнего председателя Госкино: «Что за глупость вы себе позволяете, Пётр Ефимович? Будут у вас евреи учить русский народ, как ему жить!» Это было так глупо, простите, по-жлобски, что я даже не обиделся. Однако фильм мы титаническими стараниями Петра сделали. И уже готовую ленту стали кромсать просто по репликам, по словам бдительные цензоры, а имя им тогда было – легион. Не знаю, помните ли вы то место, где Кукушкин обходит стороной своего начальника. Того это взбесило, и между ними проходит следующий разговор: «Зашёл бы ты, Кукушкин, ко мне. Мы же однокашники, мы бы обо всём договорились. Попросил бы меня, что бы я для тебя не сделал? И ставку сделал бы, и сольный концерт сделал бы!» Кукушкин ему отвечает: «Я к тебе никогда не приду». – «Но ведь человек зависит от общества». – «От общества – да. Общество платит мне за мою работу. И поручило тебе выплачивать мне деньги. А ты хочешь, чтобы я был благодарен за это лично тебе. Вот этого не будет». Так вот весь этот эпизод вырезали, мы потом остатки переозвучивали. Подобного тогдашние начальники никак не могли стерпеть – что общество главнее и важнее, чем они.
– Вам никогда не казалось, что актёром вы стали случайно? Что сложись по-иному расклад планет или их парад, и вы бы могли заняться учительством, писательством, медициной, юриспруденцией…
– Вы, наверное, правы. Актёром я стал, не сильно над этим задумываясь. Увидел объявление и последовал его призыву. В годы моей юности мы свято верили всему, что писалось в газетах, книгах, говорилось по радио. Меня при поступлении спросили, знаю ли какое-нибудь стихотворение. Я знал, меня и приняли. Могу сказать, что мне ещё повезло в том смысле, что в наш ТРАМ электриков в ту же пору, что и я, пришли два тридцатилетних человека – Валентин Плучек и Алексей Арбузов. Потом я стал членом студии Арбузова. Его пьеса «Город на заре» дала мне почувствовать себя актёром. Но грянула война. Я ушёл на фронт, как и девять других наших студийцев.
– То есть при желании могли и «откосить» от службы?
– Да вы что! Ничего другого мы тогда и в мыслях не могли допустить! «Откосить»! Да тогда даже слова такого не существовало. Служить в армии, защищать свою страну – девяносто девять и девять десятых юношей таких, как я, грезили этим. Служить мне выпало в сапёрной роте, командовал взводом. В шикарное февральское утро сорок третьего года
