всегда, слегка пихнул в спину, я удержалась на ногах и тоже ответила ему толчком – у нас завязалась привычная кутерьма, и оба мы уже забыли про возраст. Вскоре, радостно припрыгивая по булыжникам мостовой, уже бежали к нашему каналу Грибоедова, чтобы спуститься по старинной лестнице к мутной воде и начать бросать в неё камешки, подобранные по пути. О запрете не приближаться к воде уже не вспоминали ни старшая, ни младший.
Однако с того дня, куда бы я ни попадала, я обращала внимание на возраст товарищей по играм и переживала, если оказывалась на год-два старше других ребят. В классе мы в большинстве своём были одного года рождения, так что о возрасте забывалось. Хотя в средних классах, помню, сочувствовала двум-трём одноклассникам, родившимся осенью и зимой годом ранее остальных. Считала, что они переживают из-за того, что такие старые. Волей-неволей я обращала внимание на возрастную позицию каждого в той или иной группе.
В этой главе я обозначила первое появление условного тега «возраст» в моей биографии. Но тема ещё не раз возникнет в этом повествовании, и каждый раз она будет сплетена с драматичными обстоятельствами. Я примерю на себя роль старшей и младшей. Пробегу тропинками детства, дорожками юности, пройду нескончаемым шоссе зрелости. И наконец начну продираться сквозь чащу преклонных лет, теряя последние козыри старшинства.
Часть 2. Мозаика жизни
1. В новой школе
Моё трудное вхождение в отряд пионерлагеря показалось мне поначалу случайностью. Я не предполагала, что моя притирка к любому новому коллективу в дальнейшем станет для меня испытанием. Но оказалось, куда бы я ни пришла впервые, во мне сразу просыпался мой боязливый внутренний Ребёнок. И он заранее ждал, что другие люди его не примут, не полюбят, вытолкнут из своей среды.
Окончание восьмого класса у меня совпало с хрущёвскими реформами, разделившими школы на восьмилетки и одиннадцатилетки с так называемым политехническим уклоном. Мало того, что продолжительность учёбы в школе увеличивалась на целый год, так ещё приходилось изучать рабочее ремесло, никак не связанное с будущей профессией. Спектр ремёсел был широк: швеи-мотористки, телеграфисты, машинистки, радиомонтажники и даже химики-лаборанты.
К восьмому классу я уже склонялась к техническому профилю. Та половинка чемодана, где недавно ещё громоздились мои игрушки, теперь заполнилась полезными книжками, такими как «Занимательная физика», «Сборник ребусов и головоломок» или подаренное бабушкой «Руководство по кройке и шитью». Дедушка прикрутил когда-то снятую крышку с чемодана на место, и моё книжное хранилище представляло почти сейф – чемодан даже закрывался на ключик. В семье же из книг имелось только собрание сочинение Льва Толстого довоенного издания. Тома в тёмно-синих коленкоровых обложках чудом сохранились после ленинградской блокады, когда книгами топили печи, и теперь занимали целую полку старой этажерки.
Книги для чтения я брала из районной детской библиотеки или перехватывала запретные для меня романы у мамы – она тоже
