улыбается для публики. Вот только в глазах злость, отвращение и… растерянность.
– Я тебя не боюсь, – выдыхает, а на губах широкая улыбка. Дежурная, для всех гостей приготовленная. И в неё очень легко проверить, если не знать, что всё это – спектакль.
Помост новобрачных находится в отдалении, потому наш разговор никто не слышит – это даёт свободу.
– Ты злишься, – констатирую факт, а Тина медленно прикрывает глаза, соглашаясь.
– Нет, тебе показалось, – мило улыбается, и я почти верю. – Я в диком восторге, милый.
– Как раз по размеру, – говорю, когда кольцо идеально “садится” на палец. – Тебе идёт быть моей женой.
– Глаза б мои тебя не видели, – одними губами произносит, а мне хочется смеяться.
Впервые эта церемония кажется весёлой.
– Твоя очередь, любимая.
Тина дрожащими пальцами достаёт второе кольцо, и тонкий ободок белого золота плотно обхватывает мой палец.
– Объявляю вас мужем и женой! – радуется женщина, словно только что сама выскочила замуж за мужчину всей своей жизни.
Или это облегчение, что скоро она свалит с бабками в кармане и долго будет лечить стресс, запивая его дорогим шампанским?
Я отпускаю руку Тины и обхватываю ладонями нежное лицо. Кожа под пальцами ощущается дорогим бархатом, а пахнет от моей супруги одуряюще. Сладко, пьяняще, манко. Наклоняюсь ниже, а наши губы в миллиметрах друг от друга.
Всего лишь одно движение – крошечный шажок, отделяющий нас от ритуального поцелуя. На свадьбах ведь так положено?
– Не смей, – Тина щекочет дыханием мой подбородок, а в глазах сталь.
Тина вздрагивает, но я крепко удерживаю её на месте и целу́ю. Жёстко, властно, напористо. Так, как положено счастливому мужу, получившему в жёны самую красивую женщину. От неожиданности Тина раскрывает губы, и мой язык пользуется нечаянным приглашением – врывается в тёплый рот, таранит, берёт в плен. Отступает и снова нападает. Тина упирается ладошками в мою грудь, но не отталкивает – тогда даже самые слепые из гостей заподозрят, что со свадьбой этой не всё в порядке. Моя жена гладит лацканы пиджака, но я знаю – будь такая возможность, она бы разорвала ткань в клочья, до сердца добралась.
От контраста между показной покорностью и клокочущей яростью меня ведёт. Трудно остановиться, когда каждая клетка тела вибрирует желанием обладать, сделать своей, подчинить и сломать.
Да откуда это взялось во мне? Дурею и сам причину найти не могу.
На то, чтобы не смахнуть со стола регистраторши всё к чёртовой бабушке и не взгромоздить туда Тину, уходит весь мой самоконтроль. Кто-то хлопает, радуется, но на один короткий миг всё отходит на второй план. На первом оказывается одержимость. Я расслабляюсь, и острые зубы вонзаются в мой язык. Привкус железа во рту пьянит ещё сильнее, но и отрезвляет.
Пора заканчивать, пока всё не вышло за рамки.
Когда отстраняюсь, пьяно слизывая
