в них мелькает что-то тёмное и страшное, от чего впору съёжиться и залезть в самую глубокую яму. Со свистом выпускает воздух, бормочет что-то едкое и матерное, а я завожу руки за спину и сжимаю кулаки.
– Какой вопрос – такой ответ, любимый.
– Это будет весело, – говорит наконец и огонь в его взгляде на секунду становится ярче.
– Что?
– Брак наш, совместное проживание – это всё. Весело.
– Обхохочешься.
Кирилл снова подхватывает меня на руки и на этот раз несёт в спальню. Сопротивляться бесполезно, но я всё равно луплю его кулаками по спине, требую отпустить, называю невыносимым и откровенно паникую.
– Ещё один ритуал, – сообщает Кирилл, внося меня в просторную комнату.
Вокруг цветы. Белоснежные и невинные, их слишком много. Странно, но ожидаемого душного аромата нет, и я на мгновение задумываюсь, не искусственные ли букеты торчат из ваз.
– Что за ритуал? – спрашиваю, когда ноги снова чувствуют опору.
От усталости и сегодняшних "радостных" событий, колени превращаются в вату, а перед глазами пляшут разноцветные мушки. Сонно щурюсь, отекаю разом вся, готовая рухнуть на пушистый ковёр и, не раздеваясь, заснуть. Мои реакции заторможены, потому не сразу понимаю, каким образом Кирилл оказался за спиной. Горячее дыхание обжигает плечо, когда муж наклоняет голову и губами касается выступающего позвонка. Оставляет влажную метку и быстро отстраняется. На всё уходит несколько секунд, я даже возмутиться не успеваю.
– В первую брачную ночь жених должен сам раздеть невесту, я гуглил. Не дёргайся!
Ловкие пальцы поддевают “собачку” и тянут вниз, и лиф платья распадается, обнажая мою грудь.
Тонкое кружево белья мало что скрывает, и кожа покрывается мурашками только от мысли, что Кирилл видит меня такой.
Внутри зреет протест, взрывается фейерверком: хватаю падающий лиф, натягиваю его на грудь и зло оборачиваюсь. Сонливость как рукой снимает, я готова рвать и метать, топать ногами.
– Уйди! – вскрикиваю.
– Шикарно, – улыбается, а в глазах веселье плещется. – Ты восхитительна, когда злишься.
Кирилл закладывает руки в карманы и смотрит на меня сверху вниз. Я отступаю, пока не упираюсь ягодицами в подоконник. Мне не сбежать, когда Кирилл так близко. Только и могу, что судорожно цепляться в сползающий лиф. Это моя единственная защита. Моя броня.
– Ты не посмеешь.
– Не посмею что? – заламывает бровь.
– Сделать это со мной. Такого уговора не было!
– Я ничего с тобой делать не собираюсь. Пока.
– Пока?
– Мне хочется, чтобы ты кричала от удовольствия, а не от ужаса. Знаешь ли, есть разница.
Что-то обжигает уголки глаз, и я часто-часто моргаю. Нельзя плакать.
– Ложись спать, Тина, – Кирилл продолжает улыбаться и, развернувшись, идёт к двери. – Думай обо мне.
Дверь тихо открывается,
