самое большое состояние в любом измерении? – но его легко было бы схватить, если бы сестре пришлось в спешном порядке покинуть свою столовую. – Вы, конечно, должны ее увидеть. Вот она.
Я ожидал увидеть что-то вроде бесформенной сумки, но нет. «Бездонный кошелек с деньгами» являл собой кожаный восьмиугольник толщиной в дюйм и около шести дюймов в поперечнике, сшитый из полос очень гладкой кожи желто-коричневого цвета. Впрочем, значительную часть поверхности покрывала шелковая вышивка, настолько тонкая, что для того, чтобы всласть полюбоваться деталями, потребовалось бы увеличительное стекло. Не скажу, чтобы рисунок был красив, но однозначно причудлив. Я понял, что кошелек изучает меня столь же пристально, как и я его, то есть ее. Как и у других сокровищ, интеллект Дзынь-Хуа был там, где любой мог его увидеть. Пара вышитых горизонтальных овалов над тесемками вокруг рта сузились, а сами тесемки переместились.
– Клянусь всем, что звенит, извращенец! Держи свои чешуйчатые руки от меня подальше, зеленый урод!
Хайлида была явно потрясена услышанным.
– Думай, что говоришь, Дзынь-Хуа, он гость!
Вышитые глаза переместились.
– Я отлично вижу, кто он такой – представитель одной из самых жадных рас во всех измерениях, после деволов и ряда других прирожденных преступников. Узнай, что ему нужно, и быстро отошли прочь.
– Вы неверно его поняли, – сказала Калипса. – Ааз любезно помогает мне. У него нет ни единой мысли о личном обогащении.
– Ой, не слушай ее, – перебила Асти. – Он здесь исключительно ради денег.
– Чтобы получить то, что ему причитается по долгу чести, который я взял на себя, – сказал Эрзац. – Он действует от имени нашего работодателя, а это, как ты увидишь, весьма достойное существо.
– Большое спасибо, – буркнул я.
Вышитые глаза задвигались.
– Клянусь звоном и лязганьем, Эрзац! То-то мне показалось, будто мои внутренности скручиваются! Сколько вас здесь?
– Нас пятеро, – сказала Келса. – Почти все из нас, кто еще существует.
– Какое странное и нежелательное понятие! – воскликнула Дзынь-Хуа.
– Не слишком милосердное замечание, – укоризненно сказала сестра Хайлида, погрозив кошельку пальцем. Вышитые глаза обратились к ней.
– Ты не от мира его, Хайлида. Ты не знаешь, что представляют собой эти другие предметы, – сказала Дзынь-Хуа, поджав губы. – В годину кризиса они делают слишком много, хотя достаточно и малого.
– Сегодня они все еще наши гости, – сказала маленькая монахиня и повернулась ко мне: – Вы должны разделить с нами нашу трапезу.
– Если ты не против, – сказала Тананда, бросив взгляд на лицо Калипсы. Оно было почти таким же зеленым, как и у нее самой. Подозреваю, что запах еды дошел и до нее. – Может, мы просто возьмем кошелек и уйдем? Мы не хотим навязываться.
Доброе лицо монахини погрустнело.
– Боюсь,
