посаженными им цветами; прикасаться к струнам того инструмента, на котором играл он, а порой даже исполнять его любимые произведения.
Эмили поняла, что праздность растлевает ум, и постаралась ни часа не проводить без работы. Именно сейчас она в полной мере осознала ценность данного отцом воспитания: развивая творческие способности дочери, Сен-Обер обеспечил ей спасение от безделья и скуки без обращения к легкомысленным развлечениям и предоставил богатый выбор занятий в стороне от светского общества. Положительные стороны воспитания не ограничивались эгоистичными преимуществами: сердце Эмили постоянно обращалось ко всему, что происходило вокруг, стараясь если не избавить людей от несчастий, то по крайней мере облегчить их участь сочувствием, поддержкой и благожелательностью.
Мадам Шерон не ответила на письмо племянницы, и Эмили начала надеяться, что ей позволят на некоторое время остаться дома, в уединении. Ум и нервы уже настолько укрепились, что она не боялась возвращаться туда, где когда-то испытала особенное счастье. Главным среди подобных мест оставалась рыбацкая хижина. Чтобы полнее погрузиться в нежные и грустные воспоминания, Эмили взяла лютню с намерением исполнить те произведения, которые особенно любили слушать родители, и отправилась туда одна, тихим вечером – в час, особенно располагающий к печали и фантазиям.
В последний раз Эмили приходила сюда вместе с месье и мадам Сен-Обер за несколько дней до фатальной болезни матушки. Теперь же, едва войдя в лес, она так живо вспомнила счастливое время, что решимость на миг отступила: Эмили прислонилась к дереву и несколько минут проплакала. Ведущая к дому неширокая тропинка заросла травой, а заботливо посеянные Сен-Обером цветы почти утонули в сорняках: чертополох, наперстянка и крапива заняли все пространство. Эмили то и дело останавливалась, чтобы посмотреть на милый сердцу пейзаж – сейчас молчаливый и одинокий, – а подойдя к хижине, дрожащей рукой открыла дверь и вздохнула:
– Ах, все осталось таким, каким было в последний раз, когда я ушла отсюда с теми, кто больше не вернется!
Она подошла к выходившему на речку окну и, облокотившись на подоконник, погрузилась в меланхоличные раздумья. Забытая лютня без дела лежала рядом: печальные вздохи ветра в кронах сосен, мягкий шепот в ветвях склонившихся над водой ив сейчас говорили ее сердцу больше, чем музыка. Увлеченная размышлениями, Эмили не заметила, как сгустился мрак, а последний луч солнца дрогнул в вершинах деревьев. Наверное, она не скоро вернулась бы к действительности, если бы внезапно не услышала шаги и не осознала, что совсем не защищена. В следующий момент дверь открылась, и на пороге показался человек, а увидев Эмили, принялся извиняться за вторжение. Его голос показался ей знакомым, и страх сразу уступил место иному чувству: не различая в темноте черт его лица, Эмили сразу узнала молодого человека.
Тот повторил извинения, а услышав ответ, быстро подошел к ней и воскликнул:
– Боже милостивый!
