чем устраивала сама, – приехала из гостей еще более раздраженной, чем обычно, и Эмили обрадовалась, когда ей было позволено уединиться в своей комнате.
Следующим утром мадам Шерон призвала племянницу к себе и с нескрываемым возмущением протянула ей письмо.
– Тебе знаком этот почерк? – осведомилась она сурово и взглянула так, словно стремилась проникнуть в самое сердце.
Эмили ответила, что видит почерк впервые.
– Не пытайся меня обмануть! – воскликнула тетушка. – Немедленно скажи правду. Я настаиваю!
Эмили молча направилась к двери, однако мадам Шерон не позволила ей уйти.
– Значит, ты виновна, – заключила она. – И этот почерк тебе знаком!
– Если прежде вы в этом сомневались, – спокойно ответила Эмили, – то зачем обвиняли меня во лжи?
Мадам Шерон даже не смутилась, зато племянница, спустя миг услышав имя Валанкур, залилась краской, но вовсе не от осознания собственной вины: даже если когда-то она и видела почерк молодого человека, сейчас все равно не узнала.
– Отрицать бесполезно, – продолжала мадам Шерон. – Я вижу, что письмо тебе не чуждо, и уверена, что оно далеко не первое, полученное в моем доме, но без моего ведома.
Потрясенная безрассудством этого обвинения, Эмили сразу забыла, что гордость предписывает молчание, и попыталась оправдаться, однако мадам Шерон не захотела ничего слушать и понимать.
– Не могу поверить, что молодой человек осмелился бы мне написать, если бы ты его не подучила, и сейчас я должна…
– Позвольте напомнить вам, – робко заметила Эмили, – некоторые подробности нашей беседы в Ла-Валле. Тогда я честно сказала, что не запретила месье Валанкуру обращаться к моим родственникам.
– Не смей меня перебивать! – потребовала тетушка. – Я хотела сказать, что… что… я не помню, что хотела сказать. Но почему же ты не запретила ему?
Эмили молчала.
– Почему разрешила написать это письмо? Никому не известный юноша, совершенно чужой в этих краях, какой-то бродяга и авантюрист в поисках состояния! Вот только в последнем он ошибся.
– Его семья была знакома отцу, – скромно возразила Эмили, словно не услышав последнюю фразу.
– О, это вовсе не рекомендация! – ответила тетушка. – Брат так странно относился к людям. Всегда судил о характере по внешности и постоянно ошибался.
– Но только что вы обвинили меня именно таким образом, – возразила Эмили, обидевшись на неуважительное замечание об отце.
– Я позвала тебя, – покраснев, продолжила тетушка, – чтобы сказать, что не потерплю в доме ни писем, ни визитов твоих поклонников. Этот месье Ла Валантен – кажется, его так зовут – позволяет себе просить разрешения засвидетельствовать свое почтение! Что ж, я отправлю ему достойный ответ. А тебе говорю первый
