Минна яростно топнула, – говори конкретнее, хаос! Ты хочешь сохранить жизнь мальчику или нет?!
– Конечно, хочу, – фыркнул управляющий. – Даже несмотря на то, что он только что разрушил пол дворца. Самые нравственные элле, которых я встречал, обычно обременены муками совести по поводу ужасного прошлого, какого уже не исправить, но которое тяготит как камень на шее и влияет на принятие решений. Один из них как-то сказал мне, что любое действие может привести к сожалениям, но бездействие приведет к ним наверняка.
Тамлин, к удивлению всех присутствующих, надолго замолчал. Несколько раз он хотел ответить, но вместо этого вновь и вновь подносил кубок к губам.
– Пусть так, – ответил он хрипло, когда в сосуде не осталось ни капли. – Твой голос принят. А значит, мой уже ничего не решит. Совещание окончено. К вечеру на моем столе должны быть отчеты о физиологическом состоянии мальчика, график его занятий, психологические портреты друзей и…
– Погоди, – Эмриат поднял ладонь. – Согласно установившейся логике, я сейчас должен озвучить свое сомнение, а ты – развеять его.
Король промолчал, а управляющий, не дожидаясь ответа, продолжил.
– Я сомневаюсь, – Эмре скрестил руки, – что был бы жив до сих пор, и что лесное королевство в принципе все еще существовало, если бы в пропасть упал ты. Я видел, как мальчик смотрел на тебя, Таэм, и это испугало меня. Он боялся тебя больше, чем той сущности, которая сидела внутри него. Если у одаренности такой силы есть свое понятие о справедливости, не начнет ли Даэн творить правосудие и исходя из личных симпатий решать, кому следует жить, а кому умереть?
– Я бы очень хотел, Эмре, – Тамлин поднял голову, – оказаться на месте того юноши. И падать в пропасть вместо него столько раз, сколько нужно. Я был даже готов принять смерть – если бы знал, что она что-то изменит. Но ты прав. Даэн не стал бы меня спасать, он бы позволил мне умереть. Так же точно, как я, по его мнению, дал умереть его родителям. А потом он позволил бы Бездне окончательно сломить себя и уничтожить все королевство как нечто, в чем нет никакого смысла. Это во-первых.
– А во-вторых? – тихо спросил Эмриат.
– Во-вторых, – скривился король, – говорить об этом уже бессмысленно. Даэн будет жить, потому что так решили мы. Но будет жить по-своему – так, как решит он сам, нравится это нам или нет. Все, что мы можем сделать, это подать ему достойный пример того, каким должен быть элле. Но даже это не дает никаких гарантий. В воспитании детей, как и в отношениях между влюбленными, нет никаких правил и закономерностей. Есть только миллионы частных случаев.
– Боюсь даже предположить, сколько его величество выпил, раз начал упражняться в философии, – хохотнул Эмре. – Брось, Таэм. Любые чувства можно синтезировать за минуту в лаборатории, стремления – внушить за пару сеансов психотерапии. Дай нам любой живой организм и скажи, что можно забыть об этике – и мы с Ассеей и Минной камня на камне не оставим от твоих частных случаев.
– Любой
