что будет с нами после смерти. Вот и воздвигаем пирамиды и гробницы, укрываясь в них от будущего и не надеясь на богов.
Ренисенб с удивлением смотрела на него.
– Что ты говоришь, Хори? У нас ведь так много богов, так много, что я не в силах их всех запомнить. Только вчера вечером мы вели разговор о том, кому какой из богов больше нравится. Себеку, оказалось, Сехмет[21], а Кайт молится богине Мехит[22]. Камени всем богам предпочитает Тота[23] – ну конечно, ведь он писец. Сатипи верит в коршуноголового Гора[24] и нашу здешнюю богиню Меритсегер[25]. Яхмос сказал, что поклоняется Птаху, потому что он творец всего на земле. Я больше других люблю Исиду[26]. А Хенет утверждает, что лучше всех наш местный бог Амон[27]. По ее словам, среди жрецов ходит поверье, что в один прекрасный день Амон станет самым могущественным богом в Египте, поэтому она приносит жертвы ему, хотя пока он совсем не главный бог. И затем есть Ра, бог солнца, и Осирис, перед которым взвешивают на весах сердца умерших.[28]
Ренисенб с трудом перевела дыхание и умолкла. Хори улыбался.
– А в чем, Ренисенб, различие между богом и человеком?
Она опять удивилась.
– Боги умеют творить чудеса.
– И это все?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Хори.
– Я хочу сказать, что тебе бог, по-видимому, представляется только мужчиной или женщиной, которые способны делать то, чего не могут делать обычные люди.
– Странно ты рассуждаешь! Я не понимаю тебя.
Она озадаченно смотрела на него, а когда взглянула вниз в долину, ее внимание привлекло нечто иное.
– Посмотри! – воскликнула она. – Нофрет беседует с Себеком. Она смеется. – И вдруг ахнула. – Нет, ничего. Мне показалось, что он хочет ее ударить. Она пошла в дом, а он поднимается сюда.
Явился Себек, мрачный, как грозовая туча.
– Пусть крокодил сожрет эту женщину! – выкрикнул он. – Мой отец сделал большую, чем всегда, глупость, взяв ее себе в наложницы.
– Чем она тебе так досадила? – поинтересовался Хори.
– Она, как всегда, оскорбила меня! Спросила, поручил ли мне отец и на этот раз торговать лесом. Я готов был задушить ее.
Он походил по площадке и, подобрав камень, швырнул его вниз в долину. Потом тронул камень покрупнее, но отскочил, когда свернувшаяся в клубок под камнем змея подняла голову. Она, шипя, вытянулась, и Ренисенб увидела, что это кобра.
Схватив тяжелую палку, Себек яростно бросился на змею и, хотя первым же удачным ударом переломил ей хребет, все равно продолжал с остервенением бить по ней палкой, откинув голову и что-то злобно бормоча сквозь зубы. Глаза его сверкали.
– Перестань, Себек! – крикнула Ренисенб. – Перестань! Она уже мертвая.
Себек остановился, забросил подальше палку и рассмеялся.
– Одной ядовитой змеей
Описание такого суда имеется в некоторых дошедших до нас древнеегипетских памятниках: на одну чашу божественных весов кладется сердце покойного, а на другую фигура богини истины Маат или ее символ – перышко; если сердце перетягивает истину – грешника пожирает чудовище, сидящее около весов, если же чаши весов уравновешены, покойник считается оправданным и отправляется в блаженную страну.
