Нофрет. – Но, по-моему, Имхотеп, принимая во внимание все, что ты делаешь для семьи, им полагалось бы проявлять к тебе больше почтительности, больше уважения. Ты слишком снисходителен, слишком терпелив.
– Я сам во всем виноват, – проговорил Имхотеп, добродушно вздыхая. – Я никогда не требовал особого почтения.
– И посему эти женщины, твои снохи, пользуются твоей добротой. Им следует дать понять: когда ты возвращаешься сюда на отдых, в доме должны быть тишина и покой. Я сейчас же пойду к Кайт и скажу ей, чтобы она увела отсюда своих детей, да и остальных тоже. Тогда сразу станет тихо.
– Ты очень заботлива, Нофрет, и добра. Ты всегда печешься о том, чтобы мне было хорошо.
– Раз хорошо тебе, значит, хорошо и мне, – отозвалась Нофрет.
Она поднялась и направилась к Кайт, которая стояла на коленях у воды, помогая своему младшему сыну, капризному, избалованному мальчишке, отправить в плавание игрушечную деревянную ладью.
– Уведи отсюда детей, Кайт, – требовательно сказала Нофрет.
Кайт непонимающе уставилась на нее.
– Увести? О чем ты говоришь? Они всегда здесь играют.
– Но не сегодня. Имхотепу нужен покой. А дети чересчур шумят.
Грубоватое, с крупными чертами лицо Кайт залилось краской.
– Не выдумывай, Нофрет! Имхотеп любит смотреть, как дети его сыновей здесь играют. Он сам говорил.
– Но не сегодня, – повторила Нофрет. – Он велел передать, чтобы ты увела всю эту свору в дом. Он хочет побыть в тишине… со мной.
– С тобой… – Кайт не договорила, поднялась с колен и подошла к беседке, где полусидел-полувозлежал Имхотеп.
Нофрет последовала за ней.
Кайт не стала деликатничать:
– Твоя наложница говорит, что детей надо увести. Почему? Что они делают плохого? За что их прогоняют отсюда?
– Потому что так желает господин, разве этого не достаточно? – ровным голосом произнесла Нофрет.
– Вот именно, – раздраженно подхватил Имхотеп. – Почему я должен объяснять? Кому принадлежит этот дом, в конце концов?
– Потому что она так захотела. – Кайт повернулась к Нофрет и смерила ее взглядом.
– Нофрет заботится о том, чтобы мне было удобно, хочет сделать мне приятное, – сказал Имхотеп. – Больше никому в доме нет до этого дела, кроме, пожалуй, Хенет.
– Значит, детям больше нельзя здесь играть?
– Когда я возвращаюсь домой на отдых – нет.
– Почему ты позволяешь этой женщине, – вдруг гневно вырвалось у Кайт, – настраивать тебя против твоей собственной плоти и крови? Почему она вмешивается в давно заведенные в доме порядки?
Имхотеп счел нужным показать свою власть и заорал:
– Порядки в доме завожу я, а не ты! Вы все тут заодно – поступаете как хотите, устраиваетесь, как вам удобно. И когда я, хозяин этого дома, возвращаюсь из странствий, никто не уделяет должного внимания моим
