что ей всегда, с самого моего рождения, было на меня насрать.
– Эй, давай без ругательств! – фальшиво грожу ему пальцем и делаю последний глоток.
Густые, горячие капли кофе отдают мне последнее тепло, мягко проваливаясь вниз, становясь со мной единым целым. Чувствую себя пожирателем душ кофейных зерен. Так странно.
– Хорошо, – он кисло улыбается. – Это довольно сложно объяснить, но, если коротко, то сразу же после рождения меня отдали на воспитание няньке, а мать только и делала, что ходила по салонам красоты, магазинам да клубам. Это, знаешь ли, не способствует укреплению отношений между матерью и ребенком. Так что, когда отец забрал меня к себе, она не сильно-то и расстроилась. По сути, ей было просто наплевать, с кем останусь я. Да, мне не шибко повезло с матерью, но от этого уже никуда не денешься. – Карл делает паузу и многозначительно смотрит на меня, сложив руки на груди. – А у тебя есть дети, Клара?
«О нет! – протяжный стон проносится в моей голове. – Только не этот вопрос. Пожалуйста, только не этот вопрос». Я намеренно растягиваю паузу, в надежде, что он сменит тему. Не могу это сделать сама. Ком застревает в горле, и мешает говорить.
Отворачиваюсь, отставляя пустую чашку в сторону, затем отрываюсь от стойки и иду в глубину комнаты, где сажусь на кровать, почти утопая в ее мягкости. Опускаю лицо на ладони, чтобы скрыть соленую влагу, зарождающуюся в уголках глаз.
– Ну, так как? У тебя есть дети? – буквально кожей ощущаю его испытующий взгляд, цепляющийся за меня репейником.
– Дочь, – только и могу выговорить я осипшим голосом, поднимая голову и смотря на него через мутную пленку слез.
– Ого! Ты не говорила, что у тебя есть дети! – тут он осекается, видя мои мокрые глаза и щеки.
– Вернее… была, – пауза. Каждое слово дается с трудом. – Дочь. Ей было, как тебе сейчас… – слезы бегут все быстрее.
– Если не хочешь, можешь не говорить, – его голос вдруг наполняется тревожными нотками, но становится мягким и немного испуганным. – Поверь, я все понимаю.
Он подходит, присаживается рядом и бережно обнимает меня за плечи. Так по-дружески. Стена рушится, и меня прорывает. Слезы текут без остановки, в груди сдавливает от боли с такой силой, что нет ни рыданий, ни всхлипов. Легкие опустошены, и звукам в них просто нет места. Делаю вдох, и у меня словно все взрывается, в самом центре губчатого органа.
Все это время Карл не выпускает меня из объятий, гладит по голове и целует в макушку, едва касаясь волос и заботливо откидывая в сторону прилипшие к щекам мокрые пряди.
– Может, пришло время выговориться? – после продолжительной паузы спрашивает он, когда я немного успокаиваюсь.
– Возможно, – отвечаю, слабо пытаясь отстраниться. – У тебя есть что-то крепче кофе?
– Водка, бурбон, бренди? Или, может, еще покурить?
– Виски есть? – голос предательски дрожит.
Он
