прохрипел я, борясь с новым приступом тошноты. – Я не в порядке.
Секунду Мёрфи смотрела на меня, потом перевела взгляд на девушку:
– Она…
– Она не очнется, – сказал я.
Я несколько раз сплюнул в ведерко и встал с колен. Голова снова разболелась. Перепуганные глаза девушки намертво врезались в мое сознание. Она уходила из дома развлечься. Посмотреть любимое кино. Возможно, заглянуть потом с друзьями в кафе или ресторан. Наверняка она просыпалась вчера не с мыслью о том, что какая-то чудовищная тварь порвет в клочья ее рассудок.
– Гарри, – очень мягко повторила Мёрфи. – Это ведь не ты сделал с ней такое.
– Черт подери… – прохрипел я. Мой голос переполняла горечь.
Она нашла мою правую ладонь, и я с каким-то тихим отчаянием сомкнул пальцы на ее руке:
– Черт подери, Мёрф. Я найду эту сволочь. Найду и убью.
Рука ее оставалась такой же твердой и уверенной, как и голос.
– Я тебе помогу.
Я кивнул и на мгновение сжал ее руку. В этом касании не было никакого напряжения, ничего возбуждающего. Мёрфи, такая живая, настоящая, держала меня за руку, напоминая мне, что и я жив. Каким-то образом мне удалось оттолкнуть от себя ощущение внутреннего кошмара, что переполняло девушку, изгнать его из самых непосредственных моих мыслей, и в конце концов тошнота немного отступила. Я еще раз осторожно сжал пальцы Мёрфи и отпустил.
– Идем, – произнес я все еще хрипло. – Пелл.
– Ты уверен, что тебе не нужно отдохнуть хотя бы минуту?
– Не поможет, – буркнул я, махнув рукой в сторону радио и ламп. – Надо покончить с этим и уходить.
Она прикусила губу, но кивнула и повела меня в палату, расположенную напротив первой. Мне ужасно не хотелось этого делать, но я снова включил Зрение и сосредоточился, входя в палату Кларка Пелла.
Пелл оказался старым хрычом, сработанным из сапожной кожи и хрящей. Одна рука и обе ноги в гипсе, растяжки… Половина лица представляла собой чудовищно распухший багровый синяк. К носу тянулась трубочка от кислородного аппарата. Из-под обмотавших голову бинтов торчали клочки седых волос. Один глаз опух настолько, что почти не открывался. Зато второй, темный и блестящий, пристально смотрел на нас.
Раны его, спрятанные от глаз физической оболочкой, оказались почти такими же жуткими, как у девушки. Его безжалостно избили. Фантомные синяки и ссадины покрывали морщинистую кожу, изломанные кости придавали телу неестественные очертания. Но я увидел в этом старике еще кое-что. Под слоем сапожной кожи и хрящей имелся еще слой сапожной кожи и хрящей. И железа. Старого хрыча жестоко избили, но такое с ним случилось не впервые – как в физическом, так и в духовном смысле. Старикан-то оказался бойцом. Он был напуган, но, кроме того, еще и разозлен.
Кто бы с ним это ни проделал, он не получил того, чего хотел, – в отличие от случая с девушкой. Когда нападение не вызвало того страха, какой
