сбежала по лестнице, нашла в кухне Сесиль и ухитрилась довольно связно приказать ей подняться в комнату к гостье. Когда служанка ушла, я попросила у мадам Пелетье воды, сделала пару глотков и окончательно вернулась с небес на землю.
Любовь.
Нет, мадам София, это не любовь. Это лицедейство.
Но я невольно задумалась – какова же любовь на самом деле, если даже игра в нее заставляет так трепетать. А душа моя именно трепетала, стоило лишь вспомнить горячие губы и прикосновение ладони к затылку… На сцене я сотни раз разыгрывала влюбленную героиню, но только сейчас поняла, какими жалкими были эти потуги изобразить чувство. Увидь меня маэстро Панчини теперь, он вопил бы от восторга, что я так тонко вошла в образ.
Призвав себя к спокойствию, я прошла в гостиную, где отчим Этьена сидел в кресле, развернув утреннюю газету. При моем появлении месье Аржансон несколько тяжеловато поднялся.
– Не надо вставать, – запротестовала я, – вы же у себя дома, устали в пути…
– И правда – устал, благодарю, – добродушно засмеялся он. – Дороги тут и в самом деле ужасные. А Этьен хотел везти нас на своей громыхалке. Софи ее, кстати, до ужаса боится!
Я вежливо улыбнулась, совершенно не понимая, о чем он, и предложила:
– Хотите кофе? Пока мадам спустится?
– Лучше позавтракаем все вместе, – сказал он. – Пусть будет прекрасный семейный завтрак.
– Что может быть лучше, чем трапезничать в кругу семьи! – объявил Этьен, появляясь на пороге.
Похоже, граф не хотел оставлять меня надолго одну. Он принял мои ошибки, как фертели. Наверное, думал, что я болтала ерунду ему назло.
– Принесу салфетки, – сказала я, решив ускользнуть в кухню, но граф не позволил.
– Мадам Пелетье принесет, – заявил он, а ты лучше присядь, милая. Чтобы бегать – есть слуги.
В его словах мне послышалась насмешка, но я послушно села на краешек кресла, всем своим видом изображая примерную жену.
Месье Аржансон углубился в чтение газеты, а Этьен подошел и встал за спинкой моего кресла. Тяжелая мужская рука легла мне на плечо, погладила, сжала… Я невольно вздрогнула, опять почувствовав смятение, как во время поцелуя…
– Не сиди, как гайка на винте, – прошептал Этьен, наклонившись ко мне и легко касаясь губами моей щеки. – Предложи отцу кофе…
– Я предложила, он отказался, – ответила я тоже шепотом, боясь шевельнуться, и ощущая чужого мужа всем своим существом. Он подавлял мою волю одним лишь своим присутствием и заставлял трепетать всего-то от звука голоса и прикосновения ладони.
– Значит, говори о чем-нибудь, – его жаркое дыхание опалило мою шею.
Этьен выпрямился, убирая руку, и я мысленно и скороговоркой прочитала слова коротенькой молитвы, чувствуя себя так, словно прыгнула из горнила в холодную воду.
Так. Заговорить о чем-нибудь. Роза, о чем-нибудь…
– Что интересного пишут, месье Аржансон? – спросила
