не знаю, где он работал. Знаю, что умер. И мне этого достаточно. Пойдёмте, господа.
– Куда?– осведомился Эшенди.
– Смотреть на гражданское общество.
– Нам надеть маски?
– Не нужно. За пять минут дойдём. Тут недалеко.
Мы пошли тёмными улицами. Нужный дом нашёлся удивительно быстро.
Дверь подъезда обзавелась кодовым звонком. Я набрал пятнадцатую квартиру и меня впустило без малейших вопросов.
Краем глаза заметил, как Эшенди что-то проверил в кармане. Это он правильно.
Наконец, вот знакомая дверь. Она совершенно не изменилась, только покрашена.
Я позвонил. Дверь распахнулась. На пороге стоял подсохший, но совсем не изменившийся Павлик – коротко стриженный, взбудораженный, в заново пошитом по росту френче как у Ким Ир Сена.
За его спиной, в четырёхкомнатной квартире – дым коромыслом. Какие-то тощие личности сидели на диванах над полной пепельницей и пустой коробкой из-под торта и спорили с обилием корейских терминов. Среди них было даже два местных японских студента.
– Товарищ Шубин!– крикнул Павлик.– Вы как раз вовремя! Заходите, заходите. Вы должны помочь нам в разгроме этой оппозиции. Смотрите сами, они ставят сонбун вперёд чучхе! Ну разве так можно, а? Товарищ Шубин, не прячьте глаза! Вы ведь один здесь меня понимаете и полностью со мной согласны!
К похвалам от людей вроде Павлика я отношусь с подозрением. Правильно, если они тебя ругают. Когда Павлик начинает хвалить, проверь – ты делаешь что-то не то…
– Простите, что это?– спросил Эшенди, оглядываясь вокруг,– Кто все эти люди.
– Ростки гражданского общества, которые вы ищите. Вот на этом диване – Общество Солидарности с Северной Кореей. А на соседнем – Чучхейское Общество Солидарности с Северной Кореей. У них полным ходом партийная дискуссия. Разоблачают ревизионизмы друг друга.
– А…– Эшенди обернулся ещё раз,– А где же корейцы?
– В Северной Корее, разумеется. Разве можно оставить страну процветующего чучхе ради холодного острова бывших оккупантов, где нет кимчхи и правит ревизионист? Ни один разумный кореец не пойдёт на такое. Одним словом, оставляю вас на активистов. У них, кстати, есть отличные фотографии из Пхеньяна.
И в тот же момент выскочил за дверь и скатился по лестнице. Во дворе бросился бегом в боковую арку, по маршруту, который Эшенди знать не мог. Сделал два поворота, заскочил в трамвай и внимательно присмотрелся.
Хвоста вроде не было.
Так я во второй раз стал предателем.
6. Павлик Морозов жив
2 августа 1992 года
Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)
Центр острова, зона А возле Объекта 104
А каким было моё первое предательство?
О, сейчас расскажу.
Первое настоящее предательство – оно как первый экзамен, первый поцелуй, первый нетрудовой заработок.
Итак, когда завыла сирена, мы все трое были в лаборатории.
