крики проснувшихся селян. Последняя доска почти легла в проём, когда из щели высунулась ладошка Оляны и прихватила Илью за запястье:
– Берегись, Илюшенька!.. Я…
Послышался всхлип.
– Не смей, – он перехватил ладошку, наклонился и коснулся губами тёплой кожи. – Сиди мышкой.
И он приладил последнюю доску. Вскочил, метнулся глазами по тесному жилищу Сневара. Некуда схорониться. Он глянул в оконце. На дворе было ещё пусто, и викинга тоже нигде не было видно. Илья бросился вон.
Луна щедро поливала уже проснувшееся заснеженное село, по которому метались верховые тени.
– Илюшка! – вдруг раздался совсем рядом приглушённый голос Сневара Длинного. – Цыц! Сигай назад!
Илья хотел было вернуться в избу, но тут вспомнил о щели под крылечком, где давно, ещё при Свире, жил его пастуший кобелёк Зарай (сгинул на службе, схлестнувшись с волками). Прыгнув с крыльца, Илья разметал нерасчищенный Сневаром снежок у самых досок, отодрал ещё пару и полез внутрь.
Здесь пахло псиной, зато весь двор был как на ладони. Илья приник к щелям и постарался унять дыхание.
Ждать пришлось недолго. Щепоть шума отделилась от клубка свары и глухо протопала конскими копытами в их сторону. Хлипкая калитка неожиданно аккуратно была отворена, и уже затем в тесный, расчищенный от снега дворик ворвались три всадника.
Никогда ещё Илье не доводилось видеть ненавистных степняков так близко. На хороших, но не слишком рослых конях, сами они тоже были небольшими, даже попросту маленькими, цепко и легко сидящие в чудны́х сёдлах. И лошадь, и всадник составляли одно целое, и всё, что нужно было и лошади, и всаднику для того, чтобы жить в степи и сражаться в сече, находилось при них, ладно притороченное к седлу и спине человека. Один из них, в мохнатой укороченной шубейке и меховой островерхой шапке, отделился от крупа своей лошади и оказался на земле. Людская шутейная молва твердила, что степняки кривоноги, но этот ничем таким не выделялся. Он хищно огляделся и немедля, в три шага оказался у самого крыльца, где затаился Илья. Парень успел заметить тёплые кожаные сапоги, что легко и бесшумно вознесли своего хозяина по ступеням. Илья проглотил выдох и замер. С коня снялся ещё один вражина и тоже оказался над головой Ильи. Оставшийся степняк сидел на своей вороной и крепко держал обе узды коней подельников.
Сневар Длинный смазал вечно скрипевшие при прежнем хозяине дверные петли, но не успела ещё дверь неслышно впустить непрошенных гостей в избу, как тот, что оставался на лошади, негромко, но жутко крякнул и осел в седле, удерживаемый в нём прирождённой привычкой, оказавшейся сильней смерти. Приученный к этому неизбывному запаху крутых перемен конь только мотнул лохматой головой и чуть ступил в сторону, как позади него, в лунном мёртвом свете оказался старый викинг с обнажённым мечом, уже отведавшим крови. Илья вздрогнул. Таким он никогда не видел Сневара, даже когда тот обучал своему нелёгкому ремеслу сельских мальчишек. И не потому, что делал это вполсилы – никогда он не позволял себе этого, – а потому, что поединщики его были
