что он меня уж и не нашел.
– Кто это «он»?
– Дяденька Биденко. Ефрейтор. Разведчик ихний. Может, знаете?
– Слыхал, слыхал, – хмурясь еще сильнее, сказал Енакиев. – Только что-то мне не верится, чтобы ты убежал от Биденко. Не такой он человек. По-моему, голубь, ты что-то сочиняешь. А?
– Никак нет, – сказал Ваня, вытягиваясь. – Ничего не сочиняю. Истинная правда.
– Слыхал, Соболев? – обратился капитан к своему коневоду, который с живейшим интересом слушал разговор своего командира с мальчишкой.
– Так точно, слыхал.
– И что же ты скажешь? Может это быть, чтобы мальчик убежал от Биденко?
– Да никогда в жизни! – с широкой, блаженной улыбкой воскликнул Соболев. – От Биденко ни один взрослый не убежит, а не то что этот пистолет. Это он, товарищ капитан, извините за такое выражение, просто мало-мало заливает.
Ваня даже побледнел от обиды.
– С места не сойти! – твердо сказал он и метнул на коневода взгляд, полный холодного презрения и достоинства.
Потом, весь вспыхнув и залившись румянцем, он стал быстро-быстро, пятое через десятое, рассказывать, как он обхитрил старого разведчика.
Когда он дошел до места с веревкой, капитан не стал более сдерживаться. Он смахнул перчаткой слезы, выступившие на глазах, и захохотал таким громким, басистым смехом, что лошади навострили уши и стали тревожно подтанцовывать. А Соболев, не смея в присутствии своего командира смеяться слишком громко – это было не положено, – только крутил головой и прыскал в кулак и все время повторял:
– Ай, Биденко! Ай, знаменитый разведчик! Ай, профессор!
Когда же Ваня стал рассказывать о встрече с военным мальчиком, капитан Енакиев вдруг помрачнел, задумался, стал грустным.
– Они меня, говорит, за своего сына приняли, – возбужденно рассказывал Ваня про военного мальчика, – я у них теперь, говорит, сын полка. Я, говорит, с ними один раз даже в рейд ходил, на тачанке сидел вместе со станковым пулеметом. Потому что я своим, говорит, показался. А ты своим, говорит, верно, не показался. Вот они тебя и отослали.
Тут Ваня крупно глотнул воздух и жалобно посмотрел в глаза капитану своими наивными прелестными глазами:
– Только он это врет, дяденька, что будто я своим не показался. Я-то своим показался. Верно говорю. Они меня жалели. Да только они ничего поделать не могли против капитана Енакиева.
– Что ж, выходит дело, что ты всем «показался», только одному капитану Енакиеву «не показался»?
– Да, дяденька, – сказал Ваня, виновато мигая ресницами. – Всем показался, а капитану не показался. А он меня даже ни разу и не видел. Разве это можно судить человека, не видавши? Кабы он меня разок посмотрел, может быть, я бы ему тоже показался. Верно, дяденька?
– Ты так думаешь? – сказал капитан, усмехнувшись. – Ну да ладно. Поглядим.
Он решительно поставил ногу в стремя и сел на лошадь.
– В ночное с ребятами ездил? – строго спросил он, улыбаясь глазами и разбирая поводья.
– Как
