Оказывается, «…у нас кончилось то, заканчивается это, и вообще холодильник пуст, а еще надо бы присмотреть плитку для ванной комнаты и сантехнику…». В общем, достаточно быстро я сдался – чтобы обеспечить себе свободный вечер, необходимо было удовлетворить большинство озвученных желаний, и мы поехали по магазинам.
Конечно, все успеть невозможно. Это просто нереально. Когда мы вернулись, перегруженные пакетами с едой и впечатлениями от предстоящих затрат на ремонт, уже темнело. Разделив обязанности на кухне, вместе приготовили ужин, покончили с ним, и я, наконец, получил возможность продолжить работу.
Время пролетело незаметно, и ближе к часу ночи, удовлетворенный результатом, я получил следующее.
5 октября 1791 г.
«Ехали шагом. За несколько верст от ночлега стало рассветать. Княжья карета остановилась. Сопровождающие выскочили из экипажей и окружили карету. Больной держал в дрожащих руках святую икону, везде и всегда его сопутницу, лобызал ее, обливал слезами, рыдал, взывая:
– Боже мой, Боже мой!
Несколько успокоившись, пожелал выйти из кареты и лечь на траву.
Его уложили на ковер, подложив под голову кожаную подушку. Князь лежал, ничего не говорил, стонал, но казался, однако же, покойнее. Смерть и тогда еще никому не пришла на мысль. Так лежал он на траве, на чистом утреннем воздухе, под открытым небом. По небу бежали облака, что-то говорили окружившие его люди. Браницкая плакала, склонившись к голове князя. Рядом находились генерал-поручик Голицын, генерал-майор Львов и обер-кригскоммиссар Фалеев, доктора Тиман и Массот, штаб-лекарь Санковский.
Так прошло три четверти часа…
Князь поднял взгляд на лекаря и прошептал:
– Спаси меня, я полцарства дам тебе.
Лекарь поднес к губам икону:
– Вот твое спасение…
Скоро затем, крепко и сильно вздохнув, князь вытянулся всем телом. Наступила полная тишина. Казак из конвойных первый сказал, что «князь отходит, и закрыть бы глаза ему». Графиня Браницкая, бросаясь на него, старалась уверить себя и всех, что князь еще жив, старалась дыханием своим согреть охладевшие уста.
Все искали по карманам империала.
Тот же казак подал медный пятак, которым и сомкнули веки покойному.
Браницкая прижала руку покойника к губам, целуя».
Читать было тяжело. Буквы прыгали перед глазами – дорога была разбитая. За окном быстро темнело. Я закрыл папку и сунул ее в портфель. Вечером мы выехали из Ясс[7] по направлению к границе и теперь, обгоняя армейские колонны и оставляя за собой шлейф пыли, приближались к мосту.
Шесть дней тому назад меня вызвал Зиверс[8], и когда я после доклада секретаря вошел в кабинет, он закрыл эту самую папку, положив ее на массивную столешницу темного
Город на северо-востоке Румынии.
Вольфрам Зиверс (нем. – Wolfram Sievers, 1905–1948). Управляющий делами «Немецкого общества по изучению древней германской истрии и наследия предков» («Аненербе») с 1935 по 1945 год. Последнее звание – оберфюрер СС.
