style="font-size:15px;"> Лето, как всегда, было долгожданным и, как всегда, оправдывало мои ожидания. Во-первых, у брата, который старше меня на пять лет, наступили каникулы, а это значит, что присмотр за моей персоной поручен ему, и, волей-неволей, он вынужден был таскать меня с собой на прогулки, чтобы не сидеть дома. Брат Александр будет часто появляться на этих страницах, поскольку мы прожили вместе тринадцать лет под крышей отчего дома и пять лет в одной комнате общежития. Так что, как вы понимаете, нас многое связывает. Но для начала я расскажу самую первую историю из нашего совместного бытия. Однажды, давным-давно, когда я представлял собой орущего несмышленого пупса, лежавшего в коляске и непрестанно требовавшего к себе внимания, мои родители проснулись ночью от непривычной тишины. Осознав, что тишина родилась из долгого отсутствия моего уже привычного плача, папа и мама ринулись в соседнюю комнату, где обычно ночевала моя колясочка, и обнаружили полное отсутствие и ее, и меня. И только мой старший братишка мирно посапывал в своей кроватке… Меня, конечно, нашли. В подъезде, на площадке возле квартиры. Просто мой пятилетний брат, которого я раздражал своим писком, выкатил меня на площадку, чтобы я не мешал ему видеть цветные сны. В общем, брату из-за меня попало тогда в первый раз. Потом это «попало» повторится еще и еще, и часто несправедливо, поскольку попадать должно было мне, но он ведь старший…
Итак, мне исполнилось семь, мой брат таскал меня с собой на улицу, и я жадно впитывал каждую каплю взрослой жизни, создавая непосильную обузу для своего брата и для всей оккупировавшей наш двор компании двенадцатилетних пацанов.
С этим временем связана еще одна история, которую рассказали мне родители. По субботам я страшно любил просыпаться пораньше и забираться в большую родительскую кровать. Устроившись между папой и мамой, можно было обнимать сразу обоих. От этого было очень хорошо. Это я и выразил словечком, услышанным несколько раз во дворе. Когда я спросил у старших ребят, что оно значит, они ответили мне, что так говорят, когда очень-очень хорошо. Вот это я и сказал, забравшись в родительскую кровать и обняв папу с мамой. «Как за…ь-то», – с чувством произнес я. Папа и мама сначала оцепенели в кроватях, а потом мелко затряслись от хохота. Родительское чутье подсказало им, что лучше не заострять мое внимание на этом слове до поры до времени. И действительно, скоро я забыл это слово и пользовался понятным «хорошо».
А хорошего было много. На носу был июль, время родительского отпуска, а значит, и время сбора чемоданов, поезда, моря, бабушки Клары и дедушки Давида, двоюродных братьев-одесситов и многого-многого еще. Только одно беспокоило меня каждое лето. Мы все уезжали в отпуск, а бабушка Рива оставалась одна ждать нас дома. Мне было ее страшно жалко, и я всегда привозил ей в подарок ракушки. Если бы я мог, то я бы сейчас собрал все ракушки мира, чтобы бабушка Рива, сидя в своем кресле, все так же смотрела телевизор, а ее старые ноги грел бы наш полуспаниель-полуболонка Бимка…
Но
