Ну не хочет дура нищая – и не надо, Гутрис в городе найдет Марису приличную девушку. Там нет дикарского обычая платить за невесту выкуп, наоборот, девку еще и с приданым отдают.
На поминки Тайра не вышла, лежала на зеллиной постели, глядя пустыми глазами в потолок. Люди расстелили ковры прямо перед домом, натащили снеди и вина немерено, ели, пили, Джана нахваливали. И скот-то у него не болел, и дочку после смерти жены один поднимал, ходила она разодетая, как куколка, и охотился он с одной рукой лучше многих. Даже вспомнили, что в молодости стражником был, вот и погиб как воин, в бою. Зелла, забегая в дом по разным надобностям, видела, что Тайра лежит, будто неживая, да сделать ничего не могла: людей же не бросишь голодными. Только когда совсем стемнело и женщины стали свертывать ковры да разбирать по домам недопитое-недоеденное, Зелла присела на краешке постели и тихонько погладила Тайру по плечу.
– Вставай, поешь, вина выпей, я тебе ужин собрала.
– Спасибо, тетушка, не хочется что-то.
– Поешь, тебе силы нужны.
– Зачем?
– Завтра к дяде Джакобу поедешь, прямо с утра.
– На что я ему сдалась?
– Джакоб для дочки брата своего в лепешку расшибется. Думаешь, почему у Джана деньги всегда водились? Джакоб помогал. Сам-то не навещал, да Джан к нему ездил. А тебе здесь нельзя оставаться. Люди, как выпили, судачить стали: почему солдат безголовый такой помятый был? Вспомнили, что ты скотину выпустила, значит, прямо по нему стадо гнала. А кто тогда голову ему отрубил? Ты и отрубила. Вернутся солдаты, кто-нибудь обязательно им проболтается про безголового. Так что завтра до свету тебе уехать надо.
– Зелла, а почему нас с отцом люди так не любили?
– Как тебе сказать, дочка, – она подложила Тайре второй кусок пирога. Первый был раскрошен попусту, глоток вина сделала – и то хорошо.
– Наверное, из-за матери твоей, странно все с ней было. Надо ли старье это ворошить, не знаю, ну уж раз спросила… Джан с Джакобом ведь лучшими женихами у нас считались, все девки ревели, когда их нелегкая понесла в солдаты наниматься.
– И ты?
– И я, – Зелла опустила глаза и помолчала чуть-чуть, – по Джакобу. Ну, что говорить… Рон мой хорошим мужем был. Восемь лет о братьях ни слуху, ни духу, отец их помер, мать болела, совсем плохая стала, мы с Роном помогать ей ходили. И тут вдруг Джан появляется с Литой. Кто такая – никто не знает, но сразу видно, что городская, из богатых. По хозяйству ничего не умела, я ее готовить учила. Скоро стали болтать, что она и не жена ему вовсе, а так, краденая.
– Насильно? Не верю я!
– Почему насильно? Она за ним как овечка на веревочке бегала, Джан со стадом уйдет, а она в доме запрется и сидит, тоскует. Потом уж ткать-вышивать стала, и тоже не по-нашему: петелькой или крестиком, а гладью, как знатная. Или читать вздумает, ей Джан книги из города привозил. Ну, кто у нас когда читал? Вот и сомневались люди – как такую девушку за простого солдата отдали, да еще в деревню, в горы? Она ж красивая была – глаз не отвести, коса толще
